Негласно его считают духовным наставником «сильных мира сего». В обстановке строгой секретности к нему обращаются не только наши, но и заграничные знаменитости. Частая гостья загадочного священника – сама Примадонна.

Все, кому посчастливилось пообщаться с отцом Захарией, в один голос заявляют - этот человек наделен особой силой.

Только представьте, он спит в гробу! Я не знаю - зачем, но это очень впечатляет. В его келье мало кому посчастливилось побывать. Увидеть его - большая редкость, - так, понизив голос, о монахе говорит один из ярких представителей украинской «тусовки». Называть себя он не хочет - боится потерять доброе расположение Захарии, раскрывая его секреты.

Знаменитый российский певец Александр Малинин в своих интервью признавался, что, приезжая в Киев даже на один день, старается улучить часок, чтобы побывать в Лавре, у отца Захарии. Певец называет его своим духовником и признается, что монах часто помогает ему хорошими советами, какая бы жизненная ситуация не сложилась!

Поговаривают, что еще одна частая гостья загадочного священника - сама Примадонна. Дескать, Алла Борисовна навещает его, как только оказывается в нашей столице. Пугачева никогда сама не рассказывала об этом и очень старается хранить свои визиты в строжайшей тайне.

О чудодейственной силе монаха рассказывает Тимофей Нагорный, экс-супруг знаменитой гимнастки Лилии Подкопаевой:

С отцом Захарией я познакомился, когда у меня были серьезные проблемы со здоровьем. Друзья посоветовали обратиться. После первой же молитвы отца Захарии мне стало легче. С тех пор он стал моим духовным наставником. Я считаю, что он один из самых чистых и безгрешных людей. У него есть дар исцелять молитвой и даже рукоположением. Он чувствует состояние человека, понимает его проблемы просто по внешнему виду. К нему едут тяжело больные люди со всей Украины, России, Беларуси. Он питается растительной пищей, кормит птиц с рук. Мы провели с ним целый день, и он ничего не ел и не пил. Он сказал, что главная сила в жизни - любовь. Я видел - он спит в гробу. Каждый вечер это напоминает ему о вечной жизни, о временности земной жизни. Для меня это было настоящим потрясением. Его келья - буквально 2 на 4 м. К нему приходят за благословением даже неправославные священники.

Часто бывает у священника и певица Ассия Ахат:

Отец Захария - очень добрый, солнечный человек. Мы познакомились года 3-4 назад. К нему не боишься идти, с ним интересно общаться. Он любит слушать классическую музыку, смотрит хорошие фильмы на DVD. Когда я прихожу к нему со своим маленьким сыном, он не устает слушать отца Захарию. Не секрет, что мы все - люди мирские и в церковь идем, когда что-то случается. Отец Захария относится к этому с пониманием и всегда спрашивает: что заставило тебя прийти? Меня он привлекает своей мудростью, человечностью и просвещенностью. Он не суровый старец с неприятием всего мирского, а тонкий, мудрый и понимающий человек. И самое главное - ему веришь. В разговоре с ним понимаешь, что он сам следует всем тем заповедям, о которых говорит.

Старец Захария (1850-1936)

«Вы забыли Бога, не знаете вы Бога, не видите вы Бога, тогда как люди верующие видят Бога гораздо ярче, чем вы видите солнце и небо. Но видят сердцем… О бедные, потерявшие разум люди, кто повредил вам?..»

Приняв монашество по благословению преподобного Амвросия Оптинского, старец Захария некоторое время подвизался в Белых Берегах, был келейником у отшельника старца Даниила, который сорок лет жил в одном уединенном месте Калужской губернии.

Тяжело заболев, Захария дает обет поселится в Троице-Сергиевой Лавре у преподобного Сергия.

Когда послушник Захария прибыл из Белых Берегов в Гефсиманский скит, где жил знаменитый старец преподобный Варнава, он увидел толпу паломников. Из-за огромного количества людей нельзя было даже подойти к келье старца. Неожиданно преподобный Варнава вышел из своей кельи и, обратясь к толпе, спросил: «Где тут лаврский монах? Иди-ка сюда». Среди паломников не было лаврских монахов, и никто не откликался. Тогда преподобный Варнава сошел по лесенке вниз и со словами: «Дайте, дайте пройти лаврскому монаху» подошел к Захарии, взял его за руку и повел к себе в келью. «Я не лаврский монах, я из Белых Берегов», — возразил Захария. «Ну я знаю, что ты там жил, а теперь будешь жить в Лавре и будешь лаврским монахом». В келье преподобный Варнава благословил послушника Захарию и сказал: «Ты живи у преподобного Сергия и ко мне будешь в Гефсиманский скит приходить». «А вдруг да меня не примут здесь?» — спросил Захария. «Примут! Иди к лаврским воротам, там тебя уже три начальника дожидаются».

После приема у старца Захария пошел в Лавру, и действительно у ворот стояли игумен и два монастырских начальника. Так Промыслу Господню было угодно рассудить о Захарии.

До принятия монашества Захария прошел двадцать видов послушания.

Когда Захария стал старцем, он всегда говорил, вспоминая время своего послушничества: «Слава и благодарение Господу за все, за все».

В 1879 году Захарию перевели в трапезную пономарем.

Захария получил рясофор с именем Зосима. Затем его посвятили в иеродиаконы, а вскоре – в иеромонахи. Рукополагал его преосвященный Трифон, который давно знал отца Зосиму, уважал и любил его. По получении сана на него было возложено послушание быть общим лаврским духовником – не только монахов, но и паломников.

Так в Троице-Сергиевой Лавре появился новый старец. Его духовные чада заметили, что он обладает особыми духовными дарами.

«Впервые я увидела старца в Сергиевом Посаде, — вспоминала его духовная дочь. – Он был в келье, окруженный разными страждущими людьми. Он поил их чаем, а ложечек чайных не хватало. Я вспомнила, что у меня еще от родного отца осталось несколько чайных серебряных ложечек, и подумала: «Вот в следующий раз, как приеду к старцу, привезу ложечек и подарю ему». Едва только эта мысль пронеслась у меня в голове, старец ласково взглянул на меня и сказал: «Несколько? Да я ни одной серебряной ложечки не возьму, не надо монаху серебряных ложечек». Я удивилась прозорливости старца.

Ему можно было ничего не говорить, он знал все прошлое и будущее.

Один старый священник пришел к нему на исповедь, и очень трудно было ему все открыть, что мучило его. Старец начал перечислять грехи его и говорит: «Вот, сколько у меня грехов и какие, ну, ведь и у тебя те же грехи, кайся и я отпущу тебе их». Священник был поражен. Старец перечислил все его грехи и, чтобы прикрыть свою прозорливость, сказал: «Вот какие у меня грехи…»

Это священник сам мне рассказывал».

Как-то раз старец Зосима сказал: «Я просил Господа, чтобы Он вошел в меня, чтобы я ничего не смел сам говорить, а говорил лишь то, что повелит мне сказать Господь. И бывает иногда благоговейно страшно мне изнутри себя ощущать силу и голос Божий. Знаю, что больно иногда делаю словом своим людям, а иногда Бог утешает словом моим; но я обязан им говорить то, что внушит мне сказать Бог. Своего я никогда не говорю теперь ничего, ничего. И сбывается всегда слово Божие, потому что Он есть истина и жизнь».

Старец иногда говаривал неверующим людям: «Вы забыли Бога, не знаете вы Бога, не видите вы Бога, тогда как люди верующие видят Бога гораздо ярче, чем вы видите солнце и небо. Но видят сердцем … Но, а меня, грешного Зосиму, вы все знаете и видите, вспоминайте хоть меня и мою любовь к Богу, а я за вас припаду ко Господу и умолю Его. О бедные, потерявшие разум люди, кто повредил вам? Думаю, те, кто, нося видимый образ христианина, силы его отверглись, те, которые, называя себя христианами, не исполняют заповеди любви к ближнему».

После октябрьского переворота до последней минуты молился старец за всех и просил преподобного Сергия простить тех, кто нарушил заповедь Бога. Просил благословения для всех разъехавшихся по частным квартирам братий. Просил преподобного снова, когда будет это угодно Царице Небесной, открыть свою Лавру, чтобы в ней спасалось монахов множество.

Наконец пришло и его время, и старец Зосима последним ушел из Троицкой Лавры.

Старец перебрался в Москву, на Сербское подворье, к своему духовному сыну отцу Серафиму В. В это время у отца Серафима была в гостях Е. Г. П. Узнав, что старцу негде жить, она пригласила его к себе, и старец Зосима переехал на Тверскую. Во дворе дома было еще не закрыто Саввинское подворье и старец иногда там служил.

Через некоторое время народ почувствовал благодать, живущую в старце Зосиме, и множество людей стало приходить к нему в келью. В церкви возле старца Зосимы всегда теснились люди.

Прозорливость старца невозможно описать. Он видел далеко вперед жизнь каждого человека. Некоторым людям предсказывал их близкую кончину, других же, как нежная заботливая мать, ничего не говоря, подготавливал к переходу в вечность.

Не раз старец говорил: «Иной раз я говорю совершенно неожиданно для себя, нечто такое, чему и сам иной раз дивлюсь. Я предал и уста, и сердце свое, и душу Спасителю и Господу нашему Иисусу Христу, и что Он внушает, то и говорю и то делаю. Нет у меня своих слов, нет у меня своей воли».

Девушке, которую привела старушка родственница, старец сказал: «Ты завтра приобщись Святых Христовых Таин, а я исповедую тебя. А сейчас иди и вымой мне лесенку, она, правда, почти чистая, да это я так для тебя говорю, да на каждой ступеньке вспоминай свои грехи и кайся. А когда будешь вытирать, вспоминай все хождения душ по мытарствам».

Когда девушка ушла мыть лесенку, ее родственница с удивлением спросила: «Зачем же ей причащаться завтра, ведь не пост, она не готовилась, здоровье ее цветущее, она и после поговеет».

«Завтра поймешь, почему ей нельзя откладывать причастия. После ранней обедни сама придешь ко мне, тогда и поговорим», — ответил старец Зосима.

Когда девушка вымыла лесенку, старец ее исповедал, отпустил ей грехи за всю ее жизнь и утешительно, с отеческой любовью глядел на нее. Напоив их чайком, старец простился с ними.

На другой день девушка причастилась, чувствовала себя прекрасно и, радостная, пришла домой. Ее родственница напекла пирогов и пошла ставить самовар. А девушка присела на стул и как бы заснула. Господь взял ее душу безболезненно, моментально. Пораженная ее кончиною, старушка прибежала к старцу Зосиме и застала его на молитве за новопреставленную. Он утешал старушку: «Ну, что же ты, я знал ведь, что Господь ее возьмет, потому и благословил ее спешно причаститься». И много еще говорил он, утешая удрученную внезапной кончиной старушку.

Однажды, когда старец служил в церкви, на службу пришла никогда не знавшая его какая-то дама. Увидев старца Зосиму, который оказался худым, дама подумала: «Ну, уж какой монах, где ему привлечь в церковь народ, он и ходящих-то всех разгонит». Вдруг старец, вместо того чтобы ему входить в алтарь, стал пробираться сквозь толпу прямо к этой даме и сказал ей: «Ольга, не бойся, никого не разгоню». Изумленная дама, имя которой действительно было Ольга, упала в ноги, прося у него прощения за свои мысли, и потом всегда приходила к старцу за советом.

Одна монахиня, сидя за столом с батюшкой, подумала: «Если бы я была ученая, совсем бы другое дело было, я бы угодила Господу скорее, чем теперь, когда я такая малограмотная». Старец взглянул на нее и сказал: «Богу ученых не нужно, Ему одна любовь нужна».

Однажды старец сидел со своими духовными детьми за столом и угощал их обедом, вдруг быстро встал и говорит: «Вот, так Пелагия моя, как кается, как просит меня отпустить ей грехи, плачет даже; подождите, деточки, оставьте трапезу, помолитесь со мной».

Старец подошел к углу с иконами, прочел разрешительную молитву и благословил кающуюся духовную дочь. «Да где же она сейчас кается, батюшка?» — «Да она на севере сейчас. Вот, и я спрошу ее, когда приедет, о ее покаянии. Запомните нынешний день и час». И действительно, через полгода приехала на родину Пелагия, рассказала старцу, как глубоко она каялась и плакала и просила старца разрешить ее точно в тот же час и день, в который старец разрешил ее от грехов.

Еще был случай с двумя дамами. Они шли в келью к старцу, и одна всю дорогу каялась в своих грехах: «Господи, как я грешна, вот, и то-то не так сделала, того-то осудила, прости же Ты меня, Господи…» И сердце ее и ум как бы припадали к стопам Господа. «Прости, Господи, и дай силы больше так не оскорблять Тебя. Прости, Господи».

Другая же шла спокойно к старцу. Решив, что исповедоваться она будет в келье старца, дама по дороге обдумывала, какую материю купить на платье дочери и какой выбрать фасон.

Обе дамы вместе вошли в келью к старцу Зосиме. Обращаясь к первой, старец сказал: «Становись на колени, я сейчас тебе грехи отпущу». – «Как же, батюшка, да ведь я вам не сказала…» — «Не надо говорить, их все время Господу говорила, всю дорогу каялась Ему, а я все слышал, так что я сейчас разрешу тебя, а завтра благословлю причаститься».

«А ты, — обратился он через некоторое время к другой даме, — ты иди купи на платье своей дочери материи, выбери фасон, сшей, что задумала. А когда душа твоя придет к покаянию, приходи на исповедь. А сейчас я тебя исповедовать не буду».

Две студентки решили выяснить все недоуменные вопросы жизни. Они записали вопросы самые разнообразные: и общественные, и эстетические, и философские, и семейные, и просто психологические затруднения. У одной студентки оказалось таких вопросов чуть ли не сорок, а у другой пятнадцать. Когда они пришли к старцу, у него было очень много людей, и он просил их подождать. Студентки ждут и ждут. Вот, уж и терпения не хватает больше ждать. Вдруг старец взглянул на них: «Что, спешите? Ну, ты первая, Любовь, вынимай свои сорок вопросов, бери карандаш и пиши». – «Я сейчас прочту их вам, батюшка». – «Не надо читать, так пиши ответы». И на все сорок вопросов старец дал ответы, не пропустив ни одного, и все ответы были исчерпывающие.

«Ну, а теперь ты, Елизавета, вынимай свои пятнадцать недоумений». И опять, не читая, не спрашивая, что хотят узнать от него, дал ответы в том порядке, как были написаны вопросы.

Всю свою жизнь эти две студентки были преданы глубоко старцу. Одна из них умерла в сорок лет от чахотки, и на смертном одре увидела старца, который пришел к ней и благословил ее. Живой стоял у кровати…

Екатерина Висконти, духовная дочь старца, рассказывала:

«Я была не православная, но верила в Бога. Живя в Москве, похаживала в православные церкви. И вот однажды, находясь в скорбях, я побеседовала со знакомым мне священником из церкви Николы Звонарей, отцом Александром. Побеседовала, и он предложил мне познакомиться с одним великим старцем, которого зовут Зосимой (в схиме Захарией), монахом из Троице-Сергиевой Лавры, теперь архимандритом. Я не имела никакого желания с ним знакомиться, я была не православная, как говорила уже, верующая, но не углубившаяся в веру и не имевшая никакого понятия о конфессиональностях.

В это время случилось большое горе с одной моей знакомой, человеком религиозным и на редкость хорошим. Мне стало очень жаль ее. На свои молитвы я не надеялась и решила: ну вот, и пойду к старцу, которого мне посоветовал отец Александр, — чтобы он помог ей, раз он такой великий.

Прихожу. Меня впустили в большую комнату, где я впервые увидела этого дивного старца, одетого в белый балахончик. Не спрося никакого благословения, я сказала: «Здравствуйте», но он мне ничего не ответил. Тогда трепетным голосом я говорю: «Батюшка, простите меня, что вас побеспокоила. У меня есть одна знакомая, которая в великой скорби. Помолитесь за нее». А сама пробираюсь к стулу, чтобы сесть, а старец с другой стороны стола подошел к стулу своему. Ответа опять не было. Меня это смутило, и я дрожащим голосом стала излагать, как она хороша (моя знакомая), как добра, как несчастна. Наконец нервы мои не выдержали, я упала на стул и зарыдала. И тут впервые я услышала его голос: «Что ты чужие крыши кроешь, когда у тебя своя раскрыта?» На что я ответила: «У меня крыша есть, я не без комнаты». – «Нет, у тебя нет крыши. Зачем у тебя стоит образ святителя Николая и Владычицы Божией Матери, когда у вас полагается одно распятие?» Я внутренне удивилась, откуда он все знает, когда он никогда не бывал у меня.

«Батюшка, да ведь я их очень люблю и всегда припадаю к святому Николаю Чудотворцу, когда у меня бывает какое-нибудь горе или скорбь, или просто печаль».

«Ах, ты их любишь? Ну, скажи, пожалуйста, вот, я теперь за тебя помолюсь, а если ты умрешь, кто вынет частичку за тебя? А крест-то есть на тебе?» — «Есть». – «Да кто же его надел-то на тебя?» — «Сама». Батюшка усмехнулся и повторил мой ответ: «Сама…»

Потом батюшка обратился к иконам и поднял руку. Я удивилась изменению его лица. Оно сделалось каким-то неземным, божественным. И проговорил он тихо, указывая рукою на иконы: «А если бы что – я бы за ту умолил, о которой ты просишь».

После этого я встала, поклонилась и сказала: «Всего вам хорошего, батюшка», — и ушла.

Пришедши домой, я подошла к своей божнице и с глубокой грустью сказала: «Вот до чего я дошла, от одного берега отстала, к другому не пристала». Меня обуяло необыкновенное беспокойство и трепет, я не находила себе места. Слова старца: «А если бы что…» все стояли у меня в ушах. Я побежала к тому священнику, который направил меня к старцу. Вошла к нему со словами: «Батюшка, не могу я больше терпеть, я хочу принять Православие», — и рассказала ему о своем посещении старца.

Накануне принятия Православия я решила разыскать старца и взять у него благословение на принятие Православия. Не застав его дома, я пошла к тем людям, у которых он гостил. Застала я старца сидящим в небольшой комнате. Он необыкновенно приветливо меня встретил.

«Батюшка, я пришла вашего благословения просить на принятие Православия». – «Очень, очень рад, — был ответ батюшки, — я сейчас только отчитывал бесноватого, бес так сильно крикнул и ушел в шкаф». И старец стал теребить свое ухо, говоря: «Я почти оглох, разговаривая с бесами. Я их спросил: «Можете ли вы видеть крест?» — «Нет, не можем, он нас жжет». – «А где находится умерший протоиерей Иоанн?» — «Он осужден за сокрытие греха на четыре года».

Когда старец отчитывал бесноватых, бесы кричали: «Старец Зосима мучает нас, читая заклинательные молитвы».

Многих бесноватых старец освободил от мучивших их духов.

После разговора я встала, взяв благословение, и направилась к передней.

Батюшка подошел ко мне и взял мою голову обеими руками. Вдруг я увидела у него на лбу от висков исходящие тонкие золотые лучи, наподобие ярко светящихся нитей солнечных. Я была поражена, и вместе с тем моему сердцу сделалось удивительно легко. Даже идя по улице, я думала: есть ли злые люди на свете? Мне казалось, что все преисполнены той же радости, как и я. Я чувствовала благодать, данную мне старцем. Такой неземной радости, покоя и мира я сама никогда не чувствовала. Это была милость Божия, которую я получила благодаря молитвам старца.

На третий день после принятия Православия я пришла к старцу. Постучала в дверь. Он сам мне открыл с восклицанием: «А, Екатерина, покажи мне свое Православие». – «Я, батюшка, не знаю, как показать свое Православие, я приняла его». – «Ну, покажи же свое Православие». – «Честное слово, не знаю, что мне делать». Когда в третий раз он настоятельно сказал мне: «Так покажи же свое Православие», тогда взор мой упал на его божницу и я перекрестилась. – «Ну вот, ты теперь мне сестра, Матерь у нас одна ». Подошел, поцеловал меня в лоб и пригласил пить чай.

«Хлебом-то ты нуждаешься?» — был вопрос. «Нуждаюсь». Отрезав большой ломоть хлеба, батюшка благословил его и сказал: «Вот тебе мое благословение, чтобы ты никогда в жизни не нуждалась в хлебе. А белый-то у тебя есть?» — «Нет, батюшка». Тогда он дал мне кусок белого хлеба со словами: «Пусть и белый заведется у тебя». И, вот, за молитвы старца меня вспомнила живущая за границей знакомая, у которой я работала раньше, и прислала мне из Риги три посылки подряд АРА. Каждая посылка состояла из 20 кг белой муки, 8 кг сахара, 7 кг риса, 20 банок сгущенного сладкого молока, 2 кг чаю и 4 кг какао. Я ей ничего не писала, а за молитвы старца она меня вспомнила и прислала мне такие чудесные богатые посылки.

До получения этих посылок со мною был еще такой случай: я была в это время без места, да и голод был в эти годы. Шла я к старцу и встретился мне нищий. После большого колебания я отдала ему последний двугривенный. Когда вошла в келью старца, прося его благословения, он немедленно позвал меня к своему столу: «Иди сюда, иди сюда», — и выдвинул ящик своего стола, где у него лежали деньги, говоря: «Бери, сколько нужно, бери, не стесняйся».

Незадолго до своей смерти отец Зосима ездил на богомолье в Саров. Как-то раз подошел он к источнику преподобного, в который погружались для исцеления приезжие. Подошел и никак не решится войти в воду. Наконец, вздохнул и сказал: «Отче Серафиме, ты знаешь, какой я старый, слабый, больной, дохлый, снести не могу холодной воды, как искупаюсь – заболею и домой не попаду. Помоги мне, согрей воду».

И когда старец вошел в источник, вода стала очень теплая, почти горячая. С великою благодарностью вспоминал об этом старец.

Несмотря на свои тяжкие болезни, отец Зосима всегда был бодр и за все благодарил Бога. Постоянная молитва светилась во всех его движениях и словах. Нас он учил особенно остерегаться уныния. Уныние – это преддверие ада, оно убивает волю, чувства и разум.

Еще старец часто говорил нам эти слова: «В чем застану, в том и сужду». Это говорил он нам для того, чтобы мы никогда не забывали и смертного часа, ибо в любой миг можем быть позваны в вечность и потому всегда должны к этому готовиться.

Старец очень не любил многословия и неоднократно говорил нам: «В раю много покаявшихся грешников, а говорливого нет ни одного».
Последние месяцы старец почти все время лежал. Говорил редко, а если что-нибудь скажет, то только на пользу душам.

Болезнь старца была так ужасна, что другой бы просто кричал от боли и непрестанно жаловался, а старец Захария терпел молча, воздавая благодарение Богу за все, посылаемое Им.

Лицо старца сделалось иконописным, видимо, он весь ушел в глубокую и тайную молитву.

К приходящим к нему он относился с таким материнским вниманием и любовью, как будто бы его страждущего тела не существовало. Душа его обнимала Божественною любовью каждого, обращающегося к нему, совершенно забывая о себе.

«Из дел на земле нет ничего более важного, чем молитва. Молитва рождает прочие добродетели. Много бы я мог вам сказать, да нет у меня уже сил», — были одни из последних слов старца. Когда кто-то из учеников заплакал, старец сразу же, едва слышным голосом (видно, ему трудно было говорить) в утешение нам сказал:

«Чада мои, я после смерти буду гораздо более жив, чем сейчас , так что не горюйте после моей кончины, бойтесь излишней печали, она может приблизить нас к унынию. Помните только крепко, что ваше старание стяжать Духа Святого, ваша любовь к Спасителю, Господу Иисусу Христу, и старание исполнить все Его заповеди, ваше трепетное, благоговейное преклонение пред Богом Отцом в страхе и величайшем смирении, радостью будет наполнять все сердце мое, ведь я ваш духовный отец. Благословляю вас всеми силами стараться достичь этого».

Старец молча благословил учеников и закрыл глаза.

Старец скончался в полном сознании 2/15 июня 1936 года, около десяти часов утра, поручив Царице Небесной всех своих духовных чад.

По книге: «Великие русские старцы. Жития, чудеса, духовные наставления. М.: Трифонов Печенгский монастырь; «Новая книга», «Ковчег», 2001г.

Негласно его считают духовным наставником «сильных мира сего». В обстановке строгой секретности к нему обращаются не только наши, но и заграничные знаменитости. И все, кому посчастливилось пообщаться с отцом Захарией, в один голос заявляют - этот человек наделен особой силой.

О чудодейственной силе монаха «БЛИКу» рассказывает Тимофей Нагорный, экс-супруг знаменитой гимнастки Лилии Подкопаевой:

Часто бывает у священника и певица Ассия Ахат:

А вот Аня и Алина Завальские из группы «Алиби» еще только мечтают с ним познакомиться:

Мы часто бываем в Лавре, имя отца Захарии нам знакомо. Слышали о нем много хорошего. В чудесные исцеления верим, ведь Бог и посылает в мир чудеса, чтобы люди поверили в Него. Мы даже сами испытали чудеса на себе. Вся семья болела гриппом, но как только к нам пришел батюшка и освятил квартиру, все прошло. Как тут не верить? В скором времени надеемся лично познакомиться с отцом Захарией.

Как с ним можно встретиться

Как выяснил «БЛИК», легендарный священник помогает не только знаменитостям, но и простым людям. Перво-наперво он советует своим прихожанам купить молитвослов, читать утреннюю и вечернюю молитвы. А также приглашает на молебен. Каждую среду и субботу в 13.00 на территории Ближних пещер монах читает молитвы.

Духовник Киево-Печерской Лавры о своей жизни в монастыре, а также о братии и старцах, которых посчастливилось знать.

В июне этого года исполняется ровно 30 лет, как Киево-Печерскую Лавру вернули Церкви. Это знаменательное событие было приурочено к великому юбилею нашей истории – 1000-летию Крещения Руси. 16 июня 1988 года на площади у Дальних пещер была отслужена первая торжественная Литургия, на которой молилось множество духовенства и верующих. С этого дня в Святой Лавре возобновилась монашеская жизнь. О жизни обители до ее закрытия советской властью вспоминает духовник Киево-Печерской Лавры архимандрит Аврамий (Куява).

65 лет назад Адам Куява, будущий отец Аврамий, пришел в Лавру и был принят в число братии монастыря. Свои первые послушания он нес в послевоенное время – один из самых сложных периодов в истории Церкви. Израненная и оскверненная изуверами-богоборцами святыня только начинала оживать и подниматься из руин после двадцати лет запустения. Но в утешение верным, пережившим невиданное дотоле кровопролитие, в возрожденной Лавре изобиловала благодать, почившая на старцах Божиих. Отец Аврамий застал то поколение Печерских старцев, которое было призвано еще до революции и сохранило живую традицию духовного преемства из глубины веков. Он усвоил их дух, ревность по Бозе, твердость в вере, простоту и христианскую любовь. Этим дышит слово батюшки, отражая тот тихий свет в нынешний день.

Наместник Лавры митрополит Павел и духовник монастыря архимандрит Аврамий

Когда началась Великая Отечественная, я был в допризывниках, а через время мой год уже брали на войну. Наше село Борки на 350 дворов, откуда я родом, недалеко от Белоруссии, поэтому, когда меня мобилизовали, довезли до Бреста. Потом переправили в авиаполк в Запорожье. До 1945 года служил в авиационных войсках: обслуживал самолеты, дежурил, готовил взлетные площадки. Армия была всем обеспечена. Государство очень ценило летчиков и заботилось о них. Это была наша сила! Офицеры ходили по струнке, одетые зимой в кожухах, весной в кожанках из лайки – все у них было настоящее, высшего качества. Их хорошо кормили, давали в столовой белый хлеб, куличи. Город Запорожье – это был технический центр, в нем стояли войска.

Там я служил до демобилизации. Тогда вера в армии преследовалась. Ну, идет солдат в воскресенье в увольнение – кто куда. А я в собор, в церковь. Нашел я собор, пошел на службу. А на второй день меня вызывает замполит на ковер, часа на полтора. И давай меня песочить: «Кто тебя воспитывал? Какие у тебя идеологические взгляды?» И тому подобное. Говорю: «Я верующий, и вся семья у нас верующая. У нас до советской власти в селе не было ни одного неверующего». «Ну, иди, я тебя еще вызову». А после этого меня так стали уважать, дали хорошую характеристику, когда уходил из армии, так что можно было сразу директором устроиться. Оказывается, офицер был верующим, жены начальства в церковь ходили.

Там была еще другая старинная церковь из красного кирпича на улице Грязнова, и они меня спрашивают: «Вы хотите в ту церковь пойти?» «Хочу», – говорю. Они меня повели, как раз был воскресный день. Я стоял на службе в военной форме. А хочу причаститься. Но куда же шапку со звездой девать? И вот один из рядом стоящих сам предложил: «Давайте, я подержу». Я пошел, причастился. Возвращаюсь. А он смотрит-смотрит на меня: «Вы сможете ко мне в следующее воскресенье прийти в гости?» Отвечаю: «Чего ж, смогу».

Так вот у него собирались монашки, духовных книг было уйма, пели псалмы и песнопения духовные. И я попал в этот духовный очаг. Мне там дали книгу о Серафиме Саровском, и я ее читал на посту. Однажды зашел лейтенант и стал возле меня, но ничего мне не сказал, он тоже оказался верующим. А с Николаем, который держал в то воскресенье мне фуражку, мы не теряли духовной дружбы. Он был чуть старше меня, тоже фронтовик. В то время он уже прислуживал пономарем в церкви.

О монашестве я тогда еще не думал. Жил на квартире над Днепром. Потом встретил Николая, он и предложил: «Я тут знаю рядом пожилую женщину, хочу вас с ней познакомить, поговорите насчет жилья». Ну, хорошо. На следующую неделю я пришел, и он меня познакомил с бабушкой Феодосией – маленькая такая, сгорбленная, так любила монашествующих! Она была из богатых людей, из помещиков, а в советское время работала служанкой. Богатых же забирали, выискивали их, она чудом осталась, Господь уберег. Где надо знали, какого она происхождения, знали, что молится, в церкви подпевает, Псалтирь читает. Все видели, выслеживали противников коммунизма. Вызвали ее как-то и спрашивают, что, мол, читаешь? Она говорит: «Да!» «Ну!… и читай!» Так я и остался у бабушки Феодосии, работал портным, пока в Киев не переехал.

Милостью Божией я поступил в Киево-Печерскую Лавру в 1953 году. Пришел в сентябре как раз на праздник преподобного Феодосия. Когда наши верующие из Запорожья собрались в паломничество, я с ними вместе в первый раз поехал в Киев. Посоветовал мне посетить святыню мой друг Николай (в постриге Никон). Помню, три дня добирались из Запорожья на паровозе, который ехал небыстро, всюду останавливался, подбирал людей. Прибыл я в Лавру – и уже начинается всенощная преподобному Феодосию.

Когда Николай раньше посещал Лавру, то познакомился с отцом Герасимом. И когда мы приехали на праздник преподобного Феодосия, то он повел меня прямо к старцу. Игумен Герасим (Григорий Павлович Стешенко, 1878-1956 гг.) тогда был духовником братии. Родом он был из Полтавской губернии. В молодости батюшка служил в Царской армии, а в те годы, когда я пришел, конечно, уже был старенький. Он также исполнял послушание записчика. Стояла такая небольшая будка, как у милиционера, там, где сейчас казаки сидят при въезде на Ближние пещеры. В ней были открыточки с лаврскими видами, маленькие иконочки, свечки, ладан, крестики, наборы для покойников. И в церкви еще один записной ящик. А больше ничего не разрешали, все было запрещено. Иконочки верующим – и то потихоньку из-под полы, маленькие как карточки. А так чтоб настоящие иконы выложили в церковной лавке как сейчас – такого не разрешали, ничего не давали делать и продавать. Все серьезно, с проверкой приходили. После войны знаете, люди боялись, пережив столько всего. Кого выпустили из заключения, а кого еще держали. Гонимы же были.

И вот отец Герасим, который стал моим духовником, сидел в этой будке, принимал записки, а после исповедовал причастников. Вообще батюшка был духовником и исповедовал два монастыря: нас, Покровский и еще семинаристов. Каждый месяц его забирали на исповедь. К тому времени, как приехал в паломничество, я уже решил уйти в Лавру – в Киеве службы служатся, есть батюшки и монахи. Пришли мы с Николаем к отцу Герасиму проситься, а он мне говорит: «Почекай, я зараз закінчу, й підемо до мене в келію обідати». Во время обеда я сообщил ему, что хотел бы поступить в монастырь, и спрашивал, мол, как здесь – трудновато? Батюшка сказал, что надо идти к наместнику отцу Нестору.

Приходим мы с отцом Герасимом к будущему владыке: «Отец наместник, возьмите его в монастырь, он хороший мастер, все умеет шить!» А я работал тогда в мастерской. Наместник говорит: «Отец Герасим, я знаю, что вы плохого не посоветуете. Ну, Бог благословит!» А у отца Нестора через неделю-две была уже назначена архиерейская хиротония, и надо было готовить облачение. Вот я его и пошил: саккос, омофор, все, что надо. Простенькое такое, не то, что в парче, в нем его и рукоположили. Царствия Небесного владыке! Уже почти полвека как он упокоился.

Отец Мелетий, казначей, дал денег на дорогу. У меня запаса не было, хватило только в одну сторону приехать. Вернулся я на работу и сказал там, что поеду к себе домой на Волынь. У меня мама тогда болела. Рассчитался, приехал в Лавру, и меня здесь очень милостиво приняли. Так я и остался в монастыре.

Милость Господня покрывала нас, лаврскую братию везде. И до сегодня радоваться и не нарадоваться тем, что Господь хранит нас. Нет лучшего жития, чем монашеское.

Моего друга Николая Господь вскоре тоже в Лавру привел. И мы были здесь вместе до закрытия в 1961 году. Игумен Никон (Николай Илларионович Гаркушенко, 1915 – 1986 гг.) стал моим духовником после отца Герасима. Он потом и маму свою сюда забрал. После закрытия монастыря они жили под Киевом в Ирпене в хате, которую он мне завещал. Но она мне была не нужна, и я этот дом на троих человек отдал тому, кто в нем нуждался. Отец Никон похоронен на Зверинецком кладбище на Печерске.

В начале 50-х братии в монастыре было около ста человек. Сюда после открытия обители в военные годы пришли монахи из Ионинского и других окрестных монастырей. Все сошлись в Лавру, потому что другие монастыри советская власть не позволила открыть. В послевоенные годы здесь были сильные старцы, к которым тянулись люди. Я еще застал ныне прославленного отца Кукшу (Величко), большого угодника Божиего, известного духовника. Его позже перевели в Почаев. Но старец приезжал сюда в Лавру к преподобным, проведывал. А последние годы он жил в Одессе в Успенском монастыре, где и был похоронен.

К отцу Дамиану (Корнейчуку) тоже приходило много людей. Он схимонах, чадо преподобного Ионы Киевского, и до Лавры подвизался в Ионинском монастыре. Старец жил в корпусе над Ближними пещерами, его келья располагалась на втором этаже. Летом он принимал народ на веранде, а в остальное время выходил к прихожанам в комнату, которая рядом с келией находилась. Вот это я хорошо помню. Отец Дамиан стоял возле иконы Успения Пресвятой Богородицы, когда ее опускали для поклонения. Послушание возле чудотворного образа несли два схимника – отец Дамиан и отец Парфений. Люди подходили и с благоговением прикладывались к иконочке.

Еще одним духовником и старцем был игумен Андрей (Мищенко), который кроме того имел послушание ризничего и вычитывал болящих. Он жил в корпусе над Ближними пещерами, это та комната, где мощи угодников просушивают, рядом с келией, где я ныне, милостью Божией обретаюсь. Как-то он мне рассказывал, что у гроба преподобного Антония стал читать молитвы над больным. А тот как подскочит, как схватит крест, как кинет его – он и полетел. Отец Андрей ему приказывает: «Пойди и принеси! Зачем ты это сделал?» «Батюшка, простите, это не я сделал, не знаю зачем». Пошел, поднял и положил на место. Похожие случаи у него не раз были.

После меня вскоре в Лавру пришли отцы Исаия (Коровай), Феофил (Россоха), Руф (Резвых), Мардарий (Данилов). Все мы молитвами преподобных Печерских духовно укреплялись в Лавре, черпая монашескую науку от своих старцев. Вместе со мной в Антониевых пещерах постригались монахи Руф, Захария и Исаия. Я был четвертым. Обычно постригали в Антониевом храме.

С того времени Чин пострига никак не изменился до сего времени. А вот Лавра изменилась – благоукрашается, реставрируется. Ремонты очень нужны. Ведь церковное благолепие – это уважение к святыне. А тогда жили скудно, все постройки ветшали, да и постоянный контроль ощущали.

На Дальних пещерах была богадельня, где доживали простые монахи – старинные. В богадельне прислуживала Надя, крупная, образованная женщина, она носила ведром еду и раздавала ее. Трапезная находилась там, где сейчас располагается владыка Наместник митрополит Павел. За монастырем числилась еще Иоакимовская церковь, пятидесятый корпус, а остальные здания были отданы рабочим. Помню иеромонаха Анемподиста (Васильева), пещероначальника – скромный такой, прямо образец. Он говорил, что в 1945 году здесь человек до десяти всего было, потому что ночью братию ловили и сажали в тюрьму. Хотя Патриарх договорился с властями, чтобы Церковь не трогали, но они внешне не трогали, а внутренне ковыряли. А при мне до ста человек Богородица собрала.

Старшее поколение – все старцы, исповедники! Не было ни одного, который бы в тюрьме не сидел, только современные, которые молодыми пришли. Все поседели в заключении, кто умер, кто живой, пощады не было, так как клич был такой, что религия – это вред…

Помещений было мало, потому что в монастырских корпусах жили мирские, а братия теснились в комнате по двадцать человек. Паломники летом устраивались ночевать во дворе или в «мытарствах» на полу лежали как снопы (у стены с изображением мытарств при входе в Ближние пещеры – ред.). На преподобных Антония, Феодосия и Успение Богородицы приходило очень много людей, они останавливались по домам у верующих. Тогда многие спасались странноприимством, никаких гостиниц и в помине не было.

По обычаю всю ночь молились. Площадь перед храмом, которая сейчас под асфальтом, вся зеленела под травой, на ней сидели прихожане и паломники, пели псальмы и духовные песни. Каких они только не знали! Среди них были и бродячие слепцы, как в старину, которые распевали разные духовные сказания. В город люди не имели привычки выходить, держались Лавры. Были не богаты, но имели крепкую веру и простоту. Да!.. И нужда была, и любовь была.

Идешь по монастырю – и всюду поют псалмы, звучат прекрасные мужские голоса. Многие ездили в паломничества в Почаев, в другие монастыри и научились. И такие у них были спетые голоса – как на Небеси! И баритоны, и тенора – слушал бы и слушал! Закончат одно петь, другое начинают. Наш лаврский клирос тоже исключительно пел. В него входили опытные монахи.

Архимандрит Никон (Белокобыльский) был знаменитый лаврский запевала. «Блажен муж» только начинает, уже душа трепещет… А сейчас кругом – новая техника, микрофоны-магнитофоны…

Я сначала был пономарем, потом долгое время служил ризничим, потому что старые монахи стали умирать, часть братии отослали в Балту, в Одессу, в Почаев, под конец тут оставалась горстка. Власть уже имела в планах закрыть Киево-Печерскую Лавру. А в Одессе там дача Патриарха, там фуникулер прямо в море спускался, хорошо так все устроили…

После войны немного дали послабление в 45-м году. Правда, на короткое время. В целом же монахи были гонимы, многие сидели в тюрьмах. Почаев не был так подвержен гонениям, потому что там Запад рядом, они подальше от столицы. А те монастыри, которые недалеко от Киева, позакрывали. Поэтому в послевоенные годы у молодых не было такого рвения к монашеству, так как преследования и гонения не утихали, и люди боялись. Когда советская власть наших монахов разогнала, все разъехались кто куда. Одни на Кавказ, другие в Почаев. Больше всего гонений было в России. Там нанесли первые удары по Церкви, все закрыли, один Псково-Печерский монастырь остался. Я туда ездил – тоже хорошо.

В Почаеве, как ни пытались, сколько не нападали, но там такая сила была собрана – не смогли закрыть. Правда, много монахов разогнали, даже наместника архимандрита Севастьяна держали в органах. Он потом говорил, что его в один мешок завязали, а другим мешком с песком били, чтобы на них работал. Но он такой – говорит: «Хоть убейте, я не пойду на вас работать!» Тогда его сняли и в Одессу отправили. Он по специальности портной, а в Одессе наместник был на то время. И наместник Почаевской Лавры стал трудиться портным. Сильно сдерживало власти то, что Запад и Рим говорили о коммунистах, передавали по радио, что Почаевскую Лавру гонят, забрали наместника, монаха, посадили в тюрьму, били его. Об этом объявляли по всему миру каждый день. Власти хотели все делать втайне, создавая впечатление, якобы у нас тут свобода – а не получалось. Но эти гонения были попущением Божиим. Если тучи идут, рано или поздно будет гроза. Архидиакон Феодор, из старых монахов, как-то сказал: «Читали газету? Во Франции в эту ночь коммунисты убили триста священников. Раз там такое происходит, значит и к нам скоро дойдет».

В 1961 году власти устроили провокацию, чтобы закрыть Лавру. Пришел такой себе чекист, его специально послали, вроде фотокор, и стал снимать кругом. Владыка Нестор говорит одному из братий: «Запрети, чтобы они тут не снимали, ходят всякие сведения собирают». И вот наш монах Павел и двое других – Игорь и Руф подошли, взяли этого засланного под руки так, что у него пуговицы поотрывались – и на выход. Он сейчас же позвонил, и когда приехала сюда машина с милицией, кричит: «Бандиты, побили!» Их арестовали и забрали: отцам Павлу и Руфу дали по пять лет, а Игорю – три года.

После закрытия Лавры я с Божией помощью остался в Киеве и сначала пошел работать кочегаром. Через год устроился в организацию, которая занималась выращиванием цветов. Потом, когда гонения на верующих немного утихли, служил на Демеевке, ходил во Владимирский собор. В штате Вознесенского храма на Демеевке не состоял, но на службах вынимал частицы из просфор и читал поминальные записки. В Лавру приходил и после закрытия. К мощам прикладываться не разрешали, но я умудрялся приложиться. Чугунный пол специально смазывали маслом для того, чтобы никто не становился на колени. Было большое сожаление, горе с плачем…

Современные монахи от старых отличаются тем, что прежние имели большой дух и крепость телесную. Как говорит святитель Игнатий Брянчанинов и многие святые, отцы того времени обладали большой силою духа и силою телесною, потому они имели и подвиг, и молитву, и все. А теперь уже идет ослабление в мирском быту, а монахи же не падают с неба, с мира приходят. Мир слабый – и монахи слабые, вот так и ослабевает дух. Кроме того, нет еще твердой дисциплины, послушания. Раньше ведь монах не имел права без благословения сделать лишний шаг.

Я 1926 года рождения, мне сейчас 92. Все уже из моего поколения умерли, последним был протоиерей Мефодий Финкевич, известный проповедник. Он окончил Духовную академию в Москве, служил во Владимирском соборе, потом много лет настоятелем храма на Демеевке.

Что сказать о традициях лаврского старчества? Давно, детка, уже не видать старчества. Раньше дух другой был. Все сокращается, особенно духовное. Раньше была любовь и простота. Поэтому и старчество было. А сейчас все новое и новшества. И его уже не возобновишь. Уже при Оптинских преподобных старчество начало убывать. О чем говорить…

А старцы поддерживали людей! Прежде все по-простому было, а теперь мудрование: мол, лучше можно жить, давайте, чтоб было лучше, не так просто. И всему этому верят. А надо все испытывать: или так жить, или по-другому.

Из Лавры видно как с небес. И Господь извещает избранных Своих, что нам предстоит. Когда старец Дамиан помер, сюда поместили Полихрония (Дубровского), он стал тут жить, сюда к нему люди ходили, он им помогал. Полихроний (в схиме Прохор) – это раб Божий (потом преставился в Почаеве), и он делился со мной тем, что слышал от старцев: что будет война и кончится, что Лавру закроют, но потом откроют.

Был у нас слепец один, дежурил у ворот, как к владыке идти. Слепой, но прибился к Лавре, и его поставили на послушание, стоял с палкой, стерег. Он такой чуткий был и прозорливый, все помнил и рассказывал. Так вот он тоже сказал, что Лавру еще откроют. А внизу располагалась котельная, в которой работал молдаванин, топил там. Газа тогда не знали, сначала дровами топили, потом углем. И однажды я проходил на праздник возле котельной, а он мне навстречу: «Что я видел, батюшка! Полный двор котов! Что-то нехорошее грядет!» А Лавру уже начинали щипать, говорили, чтобы уезжали в Почаев, в Одессу, в Балту.

А другая раба Божия Галина Лукинична, которая жила на Дальних пещерах в полуподвальном помещении и этим была довольна, еще и людей принимала, рассказывала, что видела в тонком сне. Заходит она в храм, как обычно, а на клиросе, где батюшки всегда находились – певчие-женщины и играет патефон. «Я со страхом прохожу дальше, – говорит, – вижу владыка Нестор сидит спиной к алтарю». Она мне: «Батюшка, почему так? Что-то нехорошее!» А через год Лавру при нем и закрыли. Это уже были предзнаменования, что туча близко. Им главное было Церковь разрушить и разогнать людей, которые в храмы ходят.

Недавно где-то уже подписались, во Франции, или в другой европейской стране, что никакого Бога нет, никакой религии не надо, это, мол, все пустое… А если у соседа хата горит, то и нам нужно смотреть внимательно, быть начеку. Сейчас в мире есть два государства, как два полюса: Россия и Америка – все остальные смотрят, к кому пристать и на чью сторону перейти.

Дай Бог покаяния, дай Бог держаться Церкви и не опоздать. В любое время надо каяться как есть, чтобы не опоздать, потому что не знаем время, когда Господь призовет. Чем скорее начнем, тем лучше, потому что тогда человек будет больше подготовлен.

Останется часть верных, но сложно будет держаться Бога. Все эти документы и новшества связывают людей. Это должно очень настораживать. Хотя все написано в Евангелии и в Откровении, и все идет точно по написанному. Враг ставит сети на свое царство. Апостол писал, что наступят страшные времена, лютые, когда христиане – верные Богу будут объявлены врагами. Дай Господи, чтобы не испытать их, потому что сказано будет очень тяжко и трудно. Потому что сатана сильно рассвирепеет, особенно на христиан, что не хотят его слушать и принимать его печати, и подвергнет их за это сильным гонениям.

Есть дореволюционное предсказание о том, что Господь в последние дни, когда придет антихрист, заберет Великую церковь Лавры на Небо. Вся Церковь у Божией Матери имеет цену. Лавра, конечно, особо. Но Церковь – это, значит люди. Их поднимут на Небо. Тех, которые останутся верными и не подвергнутся государственному влиянию, которое будет заставлять их принять свои установления. Достойных людей, которые не покорятся сатане, Господь заберет. Дай Господи, чтобы мы удостоились, и нас пожалела Божия Матерь. Чтобы не презрели нас, потому что стыдно будет, не дай Бог. Поспешим принести покаяние, чтобы не опоздать…

Записала Валентина Серикова , директор издательства «Горлица»

Глава из книги «Батюшки святы. Духовники и старцы Киево-Печерской Лавры», ожидаемой скоро в печати

Конец зимы, но чем поразил меня Почаев – земля здесь уже зажила, запахла! Ещё в ложбинах, под заборами снег, а над городом, над монастырём витает этот глубокий, сытный запах преющего чернозёма. Автовокзал возле самого монастыря, но чтобы войти в обитель, нужно долго идти вдоль внушительной стены – а с горы в тебя будет вглядываться златоглавый и многоглазый собор: кто это приехал, свой или чужак? Любят монахи говорить, что для них все свои, но жизнь монаха в сравнении с жизнью этих стен коротка – много они повидали на своём веку. И вряд ли те, кто на автостанции развесил объявления «Организация поездок на майдан», – «свои» на монастырских службах. Пока идёшь, есть время подумать, каким же богам они служат на своих майданах.

Перед стенами монастыря – стихийный майданчик в традиционном смысле этого слова – базарчик, на котором, как в хорошем церковном магазине, можно купить всё: от свечек и нательных крестиков до чешуйчатых куполов на небольшие часовни по 5-7 тысяч гривен. Попрошаек, как ни странно, совсем мало. Проходим через Святые врата обители, над которыми видимо – на образах – стоят её защитники: святые Мефодий, Иов, Феодор…

Ну и дальше – так бы шёл и просто рассказывал о том, что вижу: редко когда испытываешь такое необыкновенное чувство покоя и одновременно удовольствия от порядка в мужском монастыре. Может быть, дело в том, что он уже обустроен, жизнь налажена. (Хотя что-то ещё продолжают строить – над монастырём возвышается строительный кран.) А может, дело в том контрасте, который ощущаешь между тем, что происходит под стенами, где люди нервно ожидают новостей из Киева, и здесь, где почти физически ощущаешь благодать мира Господня. Листаю блокнот с краткими пометками, в нём самые главные впечатления:

«Вечер. Стремительный и молчаливый, а потому кажущийся грозным крестный ход по обители в темноте. Чудотворная Почаевская икона Божией Матери – ранним утром в Успенском храме её на лентах опустили с киота в иконостасе, чтобы мы, паломники, могли приложиться (возможно это только здесь, ибо подлинник иконы никогда не покидал монастыря)… Ранняя литургия в пещерном храме у мощей прп. Иова (оказывается, у Иова фамилия была Железо, – не знал!)… “Наш” ужгородский отец Максим на звонки не отвечает – похоже, не смог организовать нам встречу с кем-нибудь из монастырского начальства. Должно быть, сегодня здесь не до нас, будем договариваться сами... Подслушал разговор двух казаков-охранников о подготовке к возможному нападению на монастырь... Паломница у стойки гостиницы оплачивает проживание на весь Великий пост – собирается говеть здесь с детьми: “У вас тут спокойно...” Другая паломница выясняет, как уехать в Киев, слышала, что все трассы перекрыли». В конце блокнота мелким почерком (вроде неловко о таких вещах говорить, когда приехал святыне поклониться, но всё же): «Трапезная: недорого и очень вкусно, повары – профессионалы! После обеда не гонят, спокойно посидел-поразмышлял-помечтал за чашкой кофе».

Из путевых записок Михаила Сизова:

Возрождение лавры

С отцом Максимом, обещавшим познакомить нас с насельниками, мы так и не встретились за три дня, что были в Лавре, – взяли в оборот студента различные послушания. Зато получили мы благословение на интервью с отцом Захарией (Кимлачом). Он сравнительно молод, но уже несколько лет исповедует приезжающих паломников.

– Сейчас в Лавре приезжих, наверное, человек триста, – удивляемся, – и это зимой, в непраздничные дни.

Батюшка улыбнулся:

– А при чём здесь зима? Посмотрели бы, сколько паломников было 1 января – почти как на Пасху! Люди спасались здесь от новогоднего шума, пьянства. И с каждым годом на Новый год приезжает всё больше и больше, в том числе из России – Краснодарского края, Волгоградской области, Курска, Перми, со Ставрополья... Вообще же в течение года у нас бывает более миллиона паломников.

– В этом смысле вы опережаете Киево-Печерскую лавру?

– Там больше туристов. Разговаривал недавно с братом из Печер, говорит: суматоха. А у нас тихо, молитвенно. Здесь дух другой. Опять же ближе к земле – мы ведь и сельским хозяйством занимаемся, внизу под горой стоит наш коровник, имеются и земельные угодья.

– У Лавры, наверное, есть свои особенные традиции? – интересуется Игорь.

– Когда я пришёл сюда, мне понравилось, что здесь пишется церковная книга. Как для чтецов, так и для священников. Например, в пятницу ты знаешь, кто где когда служит, какие молебны и панихиды. Храмов много, служб тоже, в течение суток четыре молебна совершается разным святым – и по книге легко ориентироваться.

Ещё мне нравится традиция служить литии, панихиды в начале Великого поста и после Пасхи на монашеском погосте. Он находится на окраине Почаева – и через городок по улице Липовой совершается крестный ход. Очень торжественный, много народа участвует. Есть также свои особенности, связанные с почитанием наших подвижников, преподобных Иова и Амфилохия.

– Преподобный Амфилохий из современных святых?

– Что значит «современных»? Он родился на Тернопольщине в позапрошлом веке, а преставился в 1971-м. Во время Первой мировой войны был фельдшером в царской армии, попал в плен, работал на одного фермера в Альпах. Христианское смирение, трудолюбие и честность работника так понравились хозяину, что он захотел выдать за него свою дочь. И тогда будущий монах совершил побег. В 1925 году он поступил в Почаевскую лавру, где был и садоводом лаврского сада, и помощником блюстителя Стопы Божией Матери, и, в игуменском уже сане, продавал свечи на входе храма. Около двадцати лет жил в домике у ворот на монашеском кладбище. Улица Липовая перед кладбищем порой была вся запружена народом, собиралось до 100 подвод, – люди привозили к нему больных. И он исцелял. Ещё старец отличался прозорливостью, предвидел появление в Почаеве немецких солдат в начале Второй мировой... Найдите и прочитайте его житие, оно очень интересное.

– Есть ещё подвижники Лавры, которых могут прославить?

– На монастырском погосте, думаю, много нетленных мощей. Но это зависит от Бога – Он прославляет. Как это было со схиигуменом Амфилохием при его жизни и после смерти, когда люди приезжали к его могиле и получали помощь. Лишь после этого при нашем нынешнем владыке его мощи подняли и обнаружили их нетленными.

Среди насельников Лавры было много подвижников. Например, схиархимандрит Димитрий (Шевкеник), который стал послушником в 13 лет ещё в 1939 году в Крещатицком монастыре на Буковине. Когда в 59-м монастырь закрыли, он пришёл в Почаев, сорок лет исповедовал народ, прославился прозорливостью. Почил старец в 2005 году, я его не застал. Но вижу много его духовных чад, которые приезжают отовсюду, в том числе из России, особенно на день памяти, 12 июня. Келейник старца отец Гавриил служит для них литургийку, люди со слезами стоят... А вот схиархимандрита Лавра я застал, правда, видел его только в Тимашевске – он приезжал к отцу Георгию лечить трофические язвы на ногах. Там с ним долго общался, и, скажу вам, это был настоящий монах.

– Монашеский дух здесь сохранился, наверное, потому, что Лавра никогда не закрывалась? – предполагаю.

Отец Захария, подумав, так ответил:

– Не закрывалась, но её всячески гнобили, поэтому многое утрачено. В 39-м году пришли советские войска и всех молодых монахов с послушниками выгнали из Лавры, оставив только пожилых. Было примерно 300 человек братии – осталось менее 80. При Хрущёве отобрали все дома, прилегающие к Лавре. В здании нынешней семинарии, что стоит у подъёма к Святым воротам, власть устроила «музей атеизма», чтобы ни один паломник не смог пройти мимо. Гостиницу для паломников переоборудовали в психиатрическую лечебницу, при этом запретили приезжающим ночевать в монастырских церквях. И жителям Почаева запретили принимать паломников в свои дома. Но всё равно люди приезжали, молились. Тогда стали давить на самих монахов: лишали прописки в монастыре, фабриковали медицинские обследования, чтобы отправить на психлечение. «Обнаруживали» всяческие инфекционные заболевания и увозили в санизоляторы. Некоторых просто арестовывали и судили непонятно за что. И при Хрущёве история повторилась: в 1961 году в Почаевской лавре было 140 монахов, а через несколько лет их осталось только 35. Гонения продолжались даже при Горбачёве. Он уж месяц был Генеральным секретарём, а из Киева поступил приказ останавливать все автобусы, которые направляются в Лавру на Пасху.

Возрождение здесь началось лишь во второй половине 80-х, в основном за счёт помощи Троице-Сергиевой лавры, откуда приехали братья и пополнили число насельников. Тогда же власти дали разрешение на прописку послушников и монахов. В 90-м, когда Лавра праздновала своё 750-летие, её посетил Святейший Патриарх Алексий II – это был первый в истории патриарший визит в Почаев, он знаменовал возрождение обители. Ну а дальнейшую историю вы знаете.

– Говорят, что в 92-м году наместник Лавры поддержал митрополита Филарета, который решил создать свой Киевский Патриархат. Лавра могла уйти в раскол?

– Об этом я знаю лишь по рассказам. Нет, Лавра не поддержала то решение. Ночью ударили в набат, братия вошла в покои наместника и попросила его покинуть обитель. При этом никакого насилия не было. Провожали до выхода с торжественным пением «Достойно есть». А новым наместником был избран иеромонах Феодор (Гаюн), которого в том же 1992 году на праздник Почаевской иконы хиротонисали во епископа. При нём Лавре вернули часть бывших угодий, сады, различные здания, в том числе те, где сейчас Духовная академия и гостиница для паломников. В 97-м его перевели на Каменец-Подольскую кафедру, и братия избрала своим наместником архимандрита Владимира (Мороза), который у нас доныне. Тогда же нашу Лавру сделали ставропигиальной – то есть она стала подчиняться митрополиту Киевскому напрямую. А до этого настоятелями были владыки западноукраинских епархий.

Люди и храмы

– До революции самые значимые монастыри страны назывались в такой последовательности: Киево-Печерская, Троице-Сергиева, Александро-Невская и Почаевская лавра, – припоминаю я. – То есть по статусу Почаев был четвёртым. Это до сих пор так?

– Даже не задумывался! – рассмеялся наш собеседник. – Кому нужен этот казённый статус? Тут другое важно. Был я в Дивеево и услышал, что у них находится удел Божией Матери, а вовсе не у нас. Вот здесь я никак не согласен. У нас Пречистая Матерь оставила Свой след на скале – такое явное, физическое свидетельство присутствия. Но сам я спорить об этом не буду. Лучше сошлюсь на слова паломников. Многие говорят так: «Если ты едешь по святым местам, то лучше закончить это Почаевской лаврой». Здесь как бы вершина. Хотя это, конечно, субъективно, чёткого-то ранжира нет.

– И всё же о значимости монастыря можно судить по объективным критериям, например, по численности братии, – продолжаю гнуть своё. – Вот в вашей Лавре сколько человек?

– Около 250 монахов, не считая послушников.

– И братия пополняется?

– Сейчас мало приходит. Помню, когда вышел фильм «Остров», то прям наплыв послушников начался, все вдруг захотели «бесов гонять». А потом пошло на спад. Сейчас если и приходят к нам, то зачастую больные, физически и душевно, которые трудиться не могут.

– А вы сами как монахом стали? Расскажите о себе, – просим мы с Игорем.

– Сам я из Черновицкой области. А отец мой живёт в Краснодарском крае, в Апшеронске, там у него строительная фирма. И я ездил к нему работать, поскольку здесь с этим было проблематично. Там же в 98-м году готовился к экзаменам в Адыгейский юридический университет. Крещёным я тогда не был и молился по-настоящему только один раз, когда моему двоюродному брату делали трепанацию черепа. Пошёл в больницу, взяв с собой Библию, и всю ночь читал вслух. Как-то по наитию догадался, что надо читать именно Псалтирь.

Прошло время, и однажды меня словно какая-то сила взяла под руки и повела... Было это 5 августа, как раз в день Почаевской Божией Матери – о чём я позже узнал, поскольку в церковный календарь тогда не заглядывал. Обычно мы с отцом вставали в шесть часов утра, сразу сбегали вниз на кухню, он включал телевизор, программу «Утро России», и мы вместе завтракали. А тут я проснулся полшестого и направился на вокзал.

Мысль была такая: поехать в монастырь. О Тимашевском Свято-Духовом монастыре я прежде слышал, но напрочь забыл название и где он находится. Знал лишь, что на букву «Т». И вот стою на вокзале, смотрю на карту: Тихорецк, Тбилисская, Тимашевск – и все они на разных железнодорожных ветках. Подхожу к машинисту локомотива, спрашиваю: «В Тимашевске монастырь есть?» Он кивает. По виду я был этаким студентом в очёчках, 22 года всего. А тут женщина мимо проходила, руками всплеснула: «Куда тебе в монастырь, тебе учиться надо!»

Батюшка смеётся и продолжает:

– Учиться, значит. А я и в монастыре разные науки и профессии постигал. Был и поваром, и трактористом, и дояром...

– А травами не приходилось заниматься? Отец Георгий (Савва) в Тимашевске ведь лечил людей, – припомнил Игорь, много лет назад встречавшийся с отцом Георгием ( в №№ 290-291 «Веры», октябрь 1997 г.).

– Не знаю, смог ли бы я научиться. У архимандрита Георгия был дар Божий. Он мог на человека посмотреть и сказать, какие у него болезни. Мой двоюродный брат приезжал в гости ко мне в 2005 году, и отец Георгий, увидев его, сказал: «Надо тебе читать «Всецарице». А известно, что молитвы к этой иконе Божией Матери помогают при онкозаболеваниях. Брат не принял это всерьёз, у него ведь тогда голова не болела. Но вот в прошлом году он прошёл тщательный медосмотр, и врачи обнаружили в мозге злокачественную опухоль, которую уже невозможно удалить. К счастью, она не растёт, но это вопрос времени... То есть, понимаете, отец Георгий за восемь лет до беды брата предупредил.

– В тимашевском монастыре вы долго были?

– Девять с половиной лет. Там принял постриг в 2003 году на «Узорешительницу», и вскоре владыка Исидор рукоположил меня в иеромонаха. Брат мой хотел со мной в монастыре быть, но в Черновицкой области ему подсказали идти в Почаев. Я поддержал: «Определяйся туда, со временем, может, и я присоединюсь». Так и получилось. В Краснодарском крае я всё же не очень хорошо себя чувствовал, там слишком жарко.

– Здесь климат лучше?

– Так Лавра же на горе, ветерок её обдувает. Гора, если заметили, довольно высокая. Вот где стоит Успенский собор – там скала в 70 метров от подошвы, а над уровнем моря это 400 метров. Из-за такой высоты преподобному Иову приходилось возить воду снизу, из Старого Почаева. Но поскольку местные жители ему препятствовали, бочку переворачивали, пришлось копать на вершине. Если были в храме преподобного Иова, то видели, что в пещере твёрдый известняк. Сквозь такую породу полтора года кирочками долбили. И сделали колодец глубиной в 46 метров. Так что трудолюбие – это отличительная черта Почаевской лавры.

– А вы, приехав сюда, какие послушания выполняли?

– Первые полтора года – храм, молитва, молебны, панихиды. Затем поставили помощником эконома. Отвечал за строительство, ремонт, отопление, электрику и так далее. Опыт работы в отцовской фирме пригодился.

– Лавра продолжает строиться?

– Новый собор у нас появился, Преображенский. Четыре года строили, почти готов, осталось только наверху мозаику сделать.

– У вас столько храмов! – удивляемся. – Когда шли от автовокзала, ещё один видели, под горой, – тоже монастырский?

– Там дом милосердия для больных и неимущих и при нём часовенка с домовой церковью. Внизу у нас есть храм в бывшем архиерейском доме, где братия с коровника живёт. Он не для паломников, монашеский. Владыка освятил его в честь преподобного Амфилохия и Новомучеников и исповедников земли Русской. Такое двойное название потому, что когда устанавливали купол, то над крышей заиграло солнце в виде креста – и было это в день новомучеников.

Вообще же храмов много не бывает. Здесь удел Матери Божьей, и Успенский собор – это Её собор. Но на большие праздники, особенно на Почаевскую, люди не вмещаются в Успенский, а в Троицкий тем более. А на улице стоять не всегда погода позволяет. На прошлое Успение в монастырь 14 тысяч человек пришло крестным ходом. Кругом тут палатки стояли. И в храме только малая часть паломников поместилась. А с открытием Преображенского мы эту проблему решим.

– А почему Преображенским назвали?

– Православие – это преображение человека. Но у нас есть ещё один повод: ведь Матерь Божия явилась здесь в огненном, блистающем столпе, как и Господь в момент Преображения на горе Фавор. В соборе мы сделали ещё два придела – в честь святых Марка Эфесского и Марка Афинского. Они мало известны, между тем это великие поборники чистоты православия. Что для нас очень важно, ведь преподобный Иов боролся здесь с униатством.

– Проект храма сами делали?

– У нас был свой проект в числе двухсот, представленных на конкурс. Как бы соединение обликов храмов Василия Блаженного и Спаса-на-Крови. Но не прошёл, потому что в ансамбль не вписывался.

– Лавра, значит, чувствует себя крепко, раз может строить такие храмы в сложное для Украины время? – как бы подводим итог.

– Всё зависит от руководителя. Ни при одном наместнике не было наведено такого благолепия, как при владыке Владимире. Почему? Он здесь прошёл все ступени, от послушника до епископа, и Лавра ему очень дорога. Если есть горячее желание и упование на Бога, то можно и горами двигать. Представьте, за первый год мы выкопали котлован, залили около пяти тысяч кубов бетона – три недели непрестанно работало 28 миксеров – и положили миллион кирпичей с 126 плитами. В ту пору я был как раз экономом и видел, как всё чудесно устраивалось. Помню, один приезжий так проникся движением на стройке, что предложил приличную сумму: «Вот пожертвование. А как зовут меня? Неважно, Бог знает».

В таком же темпе насыпали Почаевскую гору, расширяя площадь наверху. Сейчас на насыпи уже построена вторая гостиница для паломников, заасфальтирована стоянка, на которой умещается более двадцати паломнических автобусов. Всё это молитвами Богородицы.

Против бесов

– Почаевскую лавру называют форпостом православия. Это потому что православных мало на Западной Украине?

– В Тернополе, нашем областном центре, всего два православных храма осталось. Ещё в Кременце, недалеко от нас, есть храмы. И всё же когда Святейший Патриарх Кирилл приезжал в Лавру, то здесь собралось 50 тысяч православных. Могло быть и больше, если бы раскольники не пикетировали, не пропуская автобусы с людьми.

– А им-то что за дело, кто куда едет?

– Такое случается от зависти. Это, конечно, бесовская страсть. Когда люди злятся, что у кого-то всё хорошо, – это разве не от беса? У нас сейчас общество так разделено: если тебе хорошо, то тебе завидуют, а если плохо – осуждают. А есть и абсолютно равнодушные, что также не ведёт к добру. Вот, например, приезжает к нам человек. Спрашиваю: «В какую церковь ходите?» – «Ну, в нашу». – «В какую нашу?» – «В православную». – «А на каком языке служба идёт?» – «На нашем! Украинском!» Говорю ему, что это храм раскольничьего Киевского Патриархата, а он: «Да какая разница». Он ходит туда, куда ему удобно. А то, что там неканонично, что там нет благодати, – ему всё равно.

– В самом Почаеве филаретовцы есть?

– Они построили свой храм на въезде в город. Не знаю, сколько туда ходит. В целом-то Почаев больше православный.

– Мы давно заметили, что очень часто местные, живущие рядом с монастырём, не очень-то к нему благожелательны. На Соловках так было, на Валааме. А здесь как?

– Такое бывает, когда возрождение монастыря сопровождается выселением местных из монастырских зданий. У нас такая ситуация тоже возникла, но благодаря ходатайству владыки государством было построено два четырёхэтажных дома для переселенцев. Так что они должны быть благодарны. Но, знаете, вот с этих двух домов на службы мало кто ходит. Почему? Наверное, в монастырские дома селились люди изначально безбожные, или же они такими стали из-за невольного кощунства на святом месте. Представьте, в храме Пантелеимона прямо в алтаре был устроен приём анализов – люди сдавали туда кал и мочу. Это же просто так не проходит.

Скверна бывает и невидимая, она протекает в душу через телевизор и Интернет. Я постоянно паломников исповедую и замечаю, что чем больше у нас «электронно продвинутых», тем больше становится бесноватых среди вроде бы нормальных людей. А есть и явные болящие, которых к нам в Лавру направляют на отчитку к отцу Тихону, ему отец Никанор помогает. Это не потому, что у нас отцы такие сильные, с бесом могут справиться, а потому что полагаются на заступничество Почаевской Божией Матери.

– В храме я видел одну паломницу, – вдруг вспоминаю. – Она под монашку одета, вся в чёрном, но молилась как-то странно. Руки вверх воздела и эдак на цыпочки приподнимается, подпрыгивает, восклицая: «Ангел, ангел!» Как бы к ангелам подпрыгивает.

– Дай Бог, и она поправится здесь. Прошлым летом привозили на коляске одну девочку, Маргариту. Врачи поставили ей последнюю стадию шизофрении и держали в психиатрической больнице. Нервная система полностью разрушена – ну, осталось просто тело, со сливом выделений, головка в сторону наклонена, не держится. Когда мама забирала её из больницы, доктора возмутились: «Вы чего, у вас ребёнок полностью лежачий, куда вы его берёте?» Мама сказала, что в другую больницу повезёт, а сама её – сюда. И через три месяца Маргарита уехала из Лавры самостоятельно. Потом сама приезжала, молилась, нормальная девочка. Спрашивается: что с ней было? А началось всё, как она рассказала, с Интернета и медитаций. Говорит, 4 апреля она «выключилась», а в июле, находясь в Лавре, снова «включилась». Словно бы в компьютер превратилась, включить – выключить.

Вообще же бесы очень не любят Лавру. Во время отчитки кричат: «Мы вас ненавидим, мы всё сделаем, чтобы вас разогнать!» Бывает, что и свои планы раскрывают. Хотя, конечно, верить им нельзя ни на йоту.

– А вас ведь реально раскольники-филаретовцы пытались выселить отсюда, – напоминает Игорь. – Это при нынешнем владыке было?

– Он в то время находился в отъезде. Но проблема не только в том, что кто-то хочет отобрать Лавру, а в том, что нам её не отдают. Мы уже давно пытаемся получить монастырские постройки в собственность, чтобы после приватизации монастырь юридически принадлежал Церкви. А в позапрошлом году против нас развернули кампанию, организовав опрос в Украине: «Хотите ли вы, чтобы Почаевская лавра была приватизирована Москвой, или же хотите, чтобы она стала достоянием Украины и была архитектурным памятником?». Многие поддались обману, и было собрано сколько-то тысяч голосов. Мы начали свой опрос – и собрали миллион подписей, остановившись на этой цифре. Хотя могли бы собрать и больше во время крестного хода по Украине в поддержку Лавры.

– Мы слышали, что даже в Почаеве есть памятник Бандере.

– Да, и здесь есть националистически настроенные. Хозяин одного магазина рассказывал мне, что у него перестали покупать, узнав, что он не за «майдан». Но это политика, не будем о ней.

– У братии, наверное, сейчас мобилизационное настроение, ведь можно ждать всякого...

– Наша мобилизация – в молитве. Особую литургию мы служим ночью, в храме преподобного Амфилохия, где только братия молится. Совершаем крестные ходы. К литургии, на которой стоят паломники, прибавили в ектеньи по шесть прошений, против междоусобной брани. Конечно, мы всегда готовы встать на защиту своего дома, своей обители, но первое дело – молитва. Только с её помощью можно победить беса, который действует в людях, в политиках. Я разговаривал с одним человеком, который баллотировался в депутаты, и он откровенно сказал: «Батюшка, вы не представляете, к чему прибегают люди, лишь бы добиться своей цели, – даже к колдовству!» То есть там полно тёмных сил. И разве простой физической силой это одолеть?

Подходили ко мне тут люди: «Собираемся купить оружие. Благословите? Сами видите, не ровён час...» Говорю им: «Интересно, если бы вы задали этот вопрос Христу, что бы Он вам ответил?» Они подумали и согласились: «Да, мы всё поняли». Говорю вослед: «И не надо себя накручивать, молиться надо!»

– А если приедут вооружённые боевики?

– За всю историю ни один захватчик не ступал на гору Почаевскую. Немцы приходили, но лишь несколько солдат, которые стояли в храме и молились. В 1675 году наш монастырь, который был тогда сплошь деревянный, беззащитный, осадило огромное турецкое войско. Игумен велел петь акафист Богоматери. И когда запели «Взбранной Воеводе победительная», над храмом в воздухе явилась Богоматерь в лучезарном сиянии. И войско бежало. На Неё, Пресвятую Богородицу, и уповаем.

Благословив нас, духовник Лавры поинтересовался, сколько дней мы ещё пробудем. Узнав, что послезавтра собираемся ехать в Киев, удивился: «А что вам там делать?» Действительно. Здесь, в Почаеве, дальнейшее наше путешествие ощущается каким-то бессмысленным.

Дорога к Троице

До вечерней службы было ещё время, и мы решили сходить на монастырское кладбище. Пока собирались, я не утерпел и включил Интернет на своём телефоне – что там, в Киеве, происходит? «10 сотрудников МВД и 26 гражданских убито. Завтрашний день, 20 февраля, объявлен траурным». Реальность произошедшего не сразу дошла до сознания, словно всё это происходит на другой планете... Переключился на польский форум, где у меня есть приятели, – а что думают об убийствах «братья-славяне», по-соседски поддержавшие «демократическую революцию»? В глаза бросилась карта Украины, уже кем-то из поляков поделённая на части. Закарпатье помечено указанием «Do Wegier» (то есть передать Венгрии), Одесская и Николаевская области – «Do Rumunii», весь запад – «Do Polski», а центр с Киевом – это «Polska kolonia». Не забыли остряки и о России – ей отрезали узкую полосу днепровского левобережья с Крымом.

В холле гостиницы на стене была большая карта, и я, водя дужкой очков по Украине, показал Игорю этот польский расклад. И вдруг затылком почувствовал чей-то взгляд. У противоположной стены на скамейке сидела женщина в платочке и смотрела прямо на меня. Она как-то вся выпрямилась, вскинув гордо голову, а в глазах стояли слёзы...

Пока мы спускались к Святым воротам и дальше, в город, я всё думал: «Может, вернуться, объяснить этой женщине, что я вовсе не “делил” её страну, что это чужая, не моя шутка?» Подошли к городскому скверу. На краю его чуть колышется ветром жовто-блакитный прапор с транспарантом на флагштоке: «Украiньский народе! Приеднуйся до нациiональних патрiотичних сил! Слава Украiни!». А внизу памятник с портретами Мазепы, Бандеры, Шухевича, Петлюры... Неподалёку установлен обелиск «жертвам геноцида», с подписью: «От верных наследников Киевской Руси». Ухоженный, в цветах. А рядом с ним третий памятник – Богдану Хмельницкому. Табличка на нём сбита, кто-то хорошо зубилом орудовал, и весь он какой-то обшарпанный. Глядел я на этот мемориал, и та женщина с пронзительно укоряющим взглядом сразу вылетела из головы. Мы, что ли, виноваты в вашей «руине»? Наследники Руси... Вон Богдан был наследником, называл себя русским, а его – зубилом! А Бандера и Шухевич наследники чего?! Э-эх...

Сфотографировали новый украинский пантеон и пошли дальше.

Игорь ИВАНОВ
Михаил СИЗОВ

(Продолжение следует)

Любовь и отношения