Обереги

Сергей довлатов умер в эмиграции. «Довлатов»: интересные факты из жизни печального писателя. «Умер от незаслуженной нелюбви»

Не знаю насчёт других эпох, но что femme fatale нашего поколения, то есть шестидесятников, была Ася Пекуровская, первая жена Сергея Довлатова, – это безоговорочно

Роковых женщин,как известно, интересует не семья. А что же? Это легко показать на примере семьи роковой женщины и Сергея Довлатова. Такие глупости, как, например, тихое семейное счастье, совершенно не интересовали их. Только слава! Была ли Ася роковой женщиной? Безусловно была. И непременно должна была, хотя бы на время, соединить свою жизнь с гением – кто же ещё может «впаять» в янтарь вечности? Но чтобы представить себе великолепную Асю ласковой, нежной, связанной с кем-то любовной аурой и не видящей никого по сторонам? При всём уважении к Асе – никак не могу. Нечто подобное я замечал у выдающихся политиков, например, у Собчака – великолепное владение аудиторией и полная растерянность с человеком вблизи: как-то не наводится фокус, не налаживается контакт. Ася-то как раз общаться могла, но лучше – на людях.

Ася Пекуровская

Познакомившись с Асей в полутёмных пучинах модного тогда кафе «Север» с верным её «пажом», модным адвокатом Фимой Койсманом за спиной, я сразу был поражён её южной красотой, нежной матовостью кожи, сиянием огромных, умных, весёлых глаз, роскошными её формами под красным дорогим платьем. Но главное, что восхитило меня, – умная, насмешливая, дружеская, сразу как-то сближающая речь. Впрочем, – я тогда тоже был неплох и уже маячил в литературных неофициальных кругах – перед кем попало Ася своё обаяние не расточала. Довлатова рядом с ней не было (не помню – или «ещё», или «уже»), и мы стали с ней пересекаться, болтать, состязаясь в остроумии, в самых знаменитых тогда местах – в «Восточном», в «Европейской», в «Астории». Несколько раз компания вокруг нас вдруг рассеивалась, и я её провожал до родительского дома – на Четвёртой, кажется, Советской… И ни разу рядом с этой роскошной и знаменитой женщиной не возникло у меня желания как-то приласкаться, прильнуть (хотя вообще-то такие наклонности у меня были)… или даже что-то такое нежное сказать. Понимал – сразу напорешься на насмешку. Полутёмная лестница, где свидетели лишь коты и кошки, – это «был не её формат», как говорят нынче. И дружески простившись с ней, я бежал, помнится, к одной знакомой портнихе, с которой, надо признаться, никогда не бывал в обществе, но она замечательно годилась в темноте… а вот «засветиться» на весь свет – тут годилась лишь Ася. И надо сказать, тут она была бесподобна, она любила то, что любила, и входила в игру с огоньком, умом и азартом, зажигалась весельем.

Помню, как мы с ней, веселя и оценивая исключительно друг друга, шатались по тогдашнему «Пассажу», придя в восторг от придуманной нами нелепой фразы: «Скажите, пожалуйста, у вас есть шарфы хорошего качества?» – и, опережая друг друга и даже азартно оттирая другого плечом, спешили озадачить продавца. «Скажите…», «Слушаю…», «У вас есть шарфы хорошего качества?» – опередив другого, спрашивал кто-нибудь из нас, и, не дождавшись ответа продавца, мы, счастливые, как проказливые дети, мчались в другой отдел. Нет, в том, что ей нравилось, Ася не была скупа и расчётлива, талант, ум и веселье били ключом! Но постепенно стала выстраиваться главная её задача: выстроить всех! И тут уже вольности и промашки были недопустимы.

Послушаем Асю…

«Будучи человеком застенчивым с оттенком заносчивости, к концу третьего семестра в Ленинградском университете, то есть к декабрю 1959 года, я не завела ни одного знакомства, исключая, пожалуй, некий визуальный образ гиганта, идущего вверх по лестнице вестибюля университета… Вероятно, картина так засела в моём воображении, что, когда я услышала вопрос, адресованный явно мне: «Девушка, вам не нужен фокстерьер чистых кровей?» – и увидела Серёжино участ ливое лицо, я охотно и поспешно откликнулась: «Фокстерьер у меня уже есть, а вот в трёх рублях сильно нуждаюсь».

Так и вижу их сейчас, какими они были тогда: красивыми, умными, азартными, самоуверенными, с неясными ещё мечтами о непременно яркой судьбе. И у них – сбылось. Но – у каждого по отдельности. Начался их поединок – на всю жизнь. И вы, наверное, сразу почувствовали, что фокстерьер и три рубля тут абсолютно ни при чём, главное – выигрышная поза и блестяще построенная фраза. Это «фехтование» и было их основным занятием, упражнением в совершенстве, доказательством своих превосходств другому. Но хорошая ли это основа для женитьбы?

В интереснейшей книге «Когда случилось петь С.Д. и мне» Ася обвиняет Сергея в корыстном использовании людей и происшествий, и её доказательства достаточно убедительны. История их брака мучительна, противоестественна. Каждый стремился тут к победе, самоутверждению – и, значит, к поражению и унижению другого. Более неподходящих для семейного испытания людей, чем Ася с Серёжей, трудно было найти, но что этап этот был важен и даже необходим, причём для каждого, – несомненно. Притом два таких ярких лидера, как Сергей и Ася, уступить другому лидерство не соглашались никак. Ася была уже избалована поклонением ленинградского бомонда, а Довлатова явно не устраивала роль пажа. Он был измучен комплексами и тщеславием (как показала жизнь, вполне обоснованным), и терпеть Асино высокомерие и постоянное унижение не хотел, и всё, что мог делать в таком положении, – пытался унизить Асю.

В изощрённой борьбе друг против друга виртуознее всего они пользовались тем, чем сильнее всего были одарены, – талантом сочинительства, язвительно сочиняя историю их отношений – так, как каждому из них было интересней. И получается убедительно у каждого из них! Как бы незаинтересованность и даже случайность их союза с Довлатовым Ася, конечно, придумала. Свои действия и их последствия она прекрасно контролировала. Просто тогда не было на факультете человека, который был бы уже так любим всеми и знаменит, как Довлатов. Так что случайный их союз был отнюдь не случайным. Теперь, по плану Аси, было бы хорошо, чтобы вокруг «собралось лучшее общество».

«Как истый кавказец и жрец анклава… Серёжа любил кормить гостей с избытком и, по обычаю российского хлебосольства, умел делиться последним куском. Раздел пищи происходил в Серёжиной хореографии и при негласном (?! – Прим. авт.) уча стии Норы Сергеевны. Её стараниями на плите коммунальной кухни вырастала порция солянки на сковороде, которая могла бы составить днев ной рацион небольшого стрелкового подразделения, хотя и поедалась без остатка всего лишь узким кругом… чаще всего не превышающим четырёх едоков. Круг Серёжиных друзей стал пополняться «генералами от литературы» и продолжателями чеховской традиции: «Хорошо после обеда выпить рюмку водки и сразу другую». Так на арену вышли Андрюша Арьев, Слава Веселов, Валера Грубин».

Уже из этого маленького отрывка, взятого из книги Аси, видно, как она грациозно перетягивает центр событий к себе – мол, только тогда, когда она появилась в доме Довлатова и стала «хозяйкой салона», «круг Серёжиных друзей стал пополняться генералами от литературы». Меньше чем на «генералов» Ася не соглашалась. Думаю, что свою гвардию Довлатов всё же собрал сам, и несколько раньше. Другое дело, что никто из них отнюдь не отказывался общаться с очаровательной Асей, с весёлым, добродушным взором, трогательно стриженной под мальчика… Вела она себя действительно очень просто, весело, симпатично, остроумно шутила, талантливо каламбурила.

Сам Бродский, по его воспоминаниям, сыграл роль в их сближении. По Бродскому, сближение наших счастливчиков происходило так:

«Мы познакомились в квартире на пятом этаже около Финляндского вокзала. Хозяин был студентом филологического факультета ЛГУ (это впоследствии мой лучший друг Игорь Смирнов. – Прим. авт.). Ныне он профессор того же факультета в маленьком городке в Германии. Квартира была небольшая, но алкоголя в ней было много. Это была зима то ли 1959-го, то ли 1960 года, и мы осаждали тогда одну и ту же коротко стриженную, миловидную крепость, расположенную где-то на Песках. По причинам слишком диковинным, чтоб их тут перечислять, осаду эту мне пришлось вскоре снять и уехать в Среднюю Азию. Вернувшись два месяца спустя, я обнаружил, что крепость пала».

Ну просто залюбуешься мемуарами великих! Как бы вскользь Иосиф сообщает, что, не случись оказии и не уедь он в Среднюю Азию, крепость, безусловно, была бы его. А так… ладно уж! Но и Ася хороша! Кроме бесценных сведений, полученных из её мемуаров, впечатляет, конечно, Асин тон, который говорит о ней гораздо больше, чем даже факты… Тон несколько высокомерный и как бы лишь «для посвящённых», равных по рангу. Это кто? Даже на компанию вокруг Довлатова она смотрит снисходительно: первой, на голову выше прочих, должна быть она. Ася сообщает, например, о публичном провале Бродского, который случился, конечно, из-за ревности Довлатова:

«Соотнесясь с той же памятью (?! – Прим. авт.), могу продолжить, что Серёжа впервые встретился с Осей в собственном доме на Рубинштейна, куда Ося был приглашён на своё первое и, как мне кажется, е д и н с т в е н н о е в Серёжи ном (читай – нашем) доме авторское чтение сти хов. Их встреча закончилась обоюдной неприязнью, хотя у каждого были на то особые причины. Ося, тогда немного в меня влюблённый, усмотрел в Серёже недостойного соперника, особенно после того, как опознал в нём типа, ранее примеченного в моём обществе в состоянии, как он тогда выразился, «склещённости». Серёжа же занял снобистскую позицию, разделённую всеми другими участниками этого вечера, включая меня, согласно которой Осе было отказано в поэтическом даровании.

Дело было так... Когда Ося, встав у рояля, гото вился озвучить комнату (?! – Прим. авт.) рас катами будущего громовержца, аудитория уже направляла осторожные взоры в том запретном направлении, где возвышался ореховый контур. Когда пространство комнаты оказалось до уду шья заполненным переносными рифмами, извергае- мыми самим создателем, аудитория, оставив ему будущие лавры нобелевского лауреата, сплотилась вокруг стола, приобщившись к орехам сначала робко, а затем со всё возрастающей сноровкой. Закончив «Шествие», только что написанное им вдогонку цветаевскому «Крысолову», и не взглянув на угощение, от которого к тому моменту осталось жалкое подобие (?! – Прим. авт.), Ося напра вился к двери, предварительно сделав заявление представшей перед ним книжной полке: «Прошу всех запомнить, что сегодня вы освистали гения!» Не исключено, что, если бы это первое знакомство не началось так бесславно для освистанного Иосифа и так неосмотрительно для освиставшего Иосифа Серёжи, их версии первого знакомства могли бы совпасть, разумеется, если исключить такую возможность, что их обоих могла подвести память».

«Я назвал своё имя. Она сказала: "Тася". И тотчас выстрелила знаменитая пушка...»

Сергей Довлатов. "Филиал"


Высокомерие Аси изумляет. Мол, да, мелковатый вокруг собрался народец! Лучший поэт нашего поколения и, пожалуй, лучший прозаик… Но сказать о них интересного абсолютно нечего – разве что только вспомнить историю их столкновения из-за неё. Известно, что отношения Бродского и Довлатова были весьма уважительны и плодотворны. Но, по версии Аси, главное в их отношениях – борьба за неё.

Трудно, конечно, построить здоровую семью с таким характером, как у Аси. Впрочем, любовь, говорят, бывает зла. Единственное, что можно точно сказать, – что Довлатов, всю жизнь стремившийся к ясности и чистоте стиля, не мог бы долго терпеть рядом с собой женщину, пишущую так топорно-витиевато!

«С едой и вокруг неё был связан разговор, который тёк то в ключе футуристическом… то на фасон Хармса… то к Кафке и Прусту, которых то возносили на Олимп, то сбрасывали с Олимпа, при этом следуя главным образом колебаниям маятника Фуко или просто измерителей степени алкогольного погружения…»

Вспоминая Довлатова той поры, Ася демонстрирует немалую проницательность: отмечает хищные склонности Довлатова, его умение завербовать в свои сторонники даже классиков (Достоевский – местами очень смешной писатель… то есть, читай – почти как Довлатов!), его умение повернуть любую историю выигрышной для него стороной, через некоторое время пересказать чужую историю как свою, с мгновенной ловкостью «напёрсточника» переместить «шарик», то есть самое ценное слово, эпизод или даже сам смысл рассказа, в нужную плоскость. При всей негативности её оценок нужно сказать, что это, пожалуй, одно из самых первых и точных наблюдений постоянной, тайной и скрупулезной довлатовской работы. В книге своей Ася живописует возмутительные истории, с помощью которых Довлатов пытался «соорудить сюжет», «выбить» из своей «прекрасной дамы» хотя бы каплю обычных человеческих чувств – сочувствия, сострадания, не говоря уже о любви! Ася рассказывает, как её заманили в пригород, где лежал якобы избитый Сергей, но бинты его оказались декорацией, а синяки – гримом.


Сергей Довлатои и Иосиф Бродский

История эта, если она хотя бы отчасти подлинная, рисует Довлатова весьма неказисто. Но при его темпераменте, амбициях и комплексах историю эту можно объяснить как отчаянную попытку внести что-то человеческое в их отношения. Действительно, вытащить из Аси доброе, а уж тем более сочувственное слово было невозможно никакими клещами. Ася придерживалась другой стилистики. Вот целый ворох блистательных насмешек – пожалуйста, но человеческого слова… никогда! Довлатов, конечно, тоже поэкспериментировал с ней, отрабатывая свои сюжеты, исследуя реакции на различные стрессы и непредвиденные ситуации. Ася тоже была не железная, хотя старалась такой казаться, и жаловалась своей университетской подруге на то, что Довлатов ведёт себя непредсказуемо, а порой возмутительно, например, вдруг оставляет её со своими весьма сомнительными собутыльниками где-то в тмутаракани, а сам исчезает… или вдруг приходит на ночь глядя с красоткой, вроде бы иностранной переводчицей, и они чуть ли не собираются лечь спать. Может быть, такой «встряской» он пытался-таки выбить из Аси обычную женскую реакцию и, может быть, даже светлую женскую слезу? Не на такую напал!

Глянем хотя бы, как выспренно она назвала одну из глав своих мемуаров: «Апокалипсическое пустынножительство»! Да, это была «школа словесности». Но – не семья. Кстати, именно в этой главе со столь трудным названием Ася как раз рассказывает о ни с чем не сравнимой попытке создать семью… Хотя, конечно, и здесь Ася не столько делится переживаниями (хотя, наверно, были они?), сколько демонстрирует совершенства своего стиля – и облика. Но что брак этот был насквозь литературный, сочинённый, искусственный – в этом я, хорошо зная обоих супругов, абсолютно уверен. И в том и в другом начисто отсутствовали качества, необходимые для обычной семейной жизни. Ни разу у них не мелькнуло желания обзавестись детьми или хотя бы каким-то хозяйством. Была ли страсть? Тоже почему-то сомневаюсь. Сама Ася это высмеивает. Любовная страсть – это банально!

«Серёжа сделал две попытки на мне жениться…»

Дальше, увы, идут две страницы изысканных словесных упражнений с лёгкими стилистическими погрешностями, которые, увы, придётся выпустить (как упражнения, так и погрешности). Вот суть. История их запоздалой (когда и смысла-то уже не было) женитьбы излагается Асей в крайне невыигрышной для Довлатова версии… но более или менее выигрышной для неё, хотя тоже не слишком. Характерная их особенность – и Серёжи, и Аси – ради красного словца не жалеть не только близких, но даже и себя. Ася согласна была даже себя выставить в невыигрышном свете, лишь бы ещё глубже утопить соперника в интеллектуальном поединке. Ася рассказывает о серии каких-то таинственных свиданий с друзьями Довлатова, которые требовали от неё выйти за Сергея замуж, угрожая его самоубийством или даже уходом в армию.

Довлатов тоже был не железный и, может, надеялся хоть после женитьбы зажить чуть по-человечески, с нормальными отношениями. Может быть, он в отчаянии думал, что Ася держится так независимо и дерзко лишь потому, что не оформлен их брак? Или это для изощрённого Довлатова слишком просто и он проводил очередной сюжетный эксперимент?

«Тася спрашивает: Это твоя жена? Извинись перед ней. Она мне нравится. Такая неприметная...»

Сергей Долатов. "Филиал"


Совсем уже невероятным (но такой накал в их отношениях мог быть) выглядит история с винтовкой, когда Довлатов закрыл Асю в комнате и произнёс, видимо, заготовленную отточенную фразу: «Самоубийства от тебя не дождёшься, но в эпизоде убийства ты незаменима», – и выстрелил, правда мимо. Ася скрупулёзно, мастерски и как бы абсолютно профессионально-хладнокровно прослеживает расчётливое и циничное использование всех этих «безумств» Довлатова в дальнейшей его работе над «Филиалом» и даже «Зоной». Мысль её прихотливо-изысканна, но понятна: всё главное и ценное, что сделал Довлатов, зарождалось при ней, при её участии и даже под её «художественным руководством». Далее Ася рассказывает (всё-таки её витиеватый стиль лучше пересказывать простым языком), как Довлатов, мучаясь унижением и комплексами, привлекает своих друзей Абелева и Смирнова, дабы уговорить её выйти наконец замуж за него, поскольку он уходит из университета в войска НКВД, чтобы быть там «убитым чеченской пулей».

«На нашей свадьбе, – пишет Ася, – сыгранной в ключе патриархально-поминальном и состояв шейся в марте 1962 года, присутствовало несколь ко кем-то (?! – Прим. авт.) оповещённых гостей. В ритуал свадьбы был включён променад по Невскому… При встрече с первым же вступившим с ним в контакт знакомым Серёжа театрально вскинул руки в направлении моей персоны и, улыбаясь своей чарующей улыбкой, произнёс заготовлен ный для этого случая афоризм: «Знакомьтесь, моя первая жена Ася».

Да, на брак по любви это мало похоже. Описывая этот жалкий довлатовский реванш, достигнутый к тому же столь унизительным образом, Ася, без сомнения, торжествует. Да, конец действительно нелепый: эта бессмысленная свадьба после уже полного разрыва! Но свидетельства Аси мы игнорировать не можем... Несомненно, именно с ней Довлатов прошёл очень важную подготовку, «отделку», закалку, штурмуя не столько «миловидную крепость, расположенную где-то на Песках», сколько скалистые утёсы самоутверждения, мужской состоятельности, успеха в обществе.

«Я был женат дважды, и оба раза счастливо», – говорил юный трагик Довлатов юному трагику Горбовскому, в упоении ч е л о в е к а (странный, но не исключительный ляпсус изысканной стилистки. – Прим. авт.), готового заплатить жизнью за удачный афоризм!»

Вот последняя часть фразы действительно замечательно точна! Довлатов действительно заплатил жизнью – правда, не за один афоризм, а за всю свою гениальную литературу. А пока у нас на дворе свадьба, свадьба, на обычный взгляд весьма странная, свадьба не только «по-довлатовски», но и «по-пекуровски». А у меня перед глазами такая картина. Я ехал на троллейбусе, просвеченном вечерним тёплым солнцем, по Суворовскому проспекту и вдруг увидел их прекрасную пару. Они шли царственно и не спеша, не дёргаясь и не озираясь и не сомневаясь, что транспорт просто обязан восхищённо перед ними застыть, – и он действительно тормозил, вот только не знаю, восхищённо ли. Довлатов, красивый, огромный, но слегка нахохленный, выражал явное недовольство всем: что за жалкую реальность тут ему предъявляют? Притом сам был в домашних шлёпанцах, что только ещё усиливало ощущение его барственной небрежности. Ася шла чуть сзади его и сияла. Впрочем, она сияла почти всегда, что не мешало ей довольно часто с лучезарной улыбкой произносить фразы самые убийственные. «Да! Сильная пара! – подумал я. – Умеют себя подать! Но двигаются по жизни как-то отдельно». Что и подтвердилось. Назвать любовь Довлатова к Асе Пекуровской несчастной можно, но уж неудачной – никак нельзя. Ася уже тогда была «светской львицей», и оказаться ней рядом – значило с ходу попасть в бомонд. И как бы после этого ни относились к Серёге, уже сказать «не знаю такого» никто не мог. И при всех их мучениях то, как они друг на друга, больше на них никто так не повлиял.

«…Хотя тогда всё самое трудное было ещё впереди. Безделье. Повестка из военкомата. За три месяца до этого я покинул университет. В дальнейшем я говорил о причинах ухода туманно. Загадоч но касался неких политических мотивов. И я попал в конвойную охрану. Очевидно, мне суждено было побывать в аду».

И он туда попал. А что Ася? Вспоминаю такой эпизод. В тот вечер я забежал в «Европейскую» на минутку – я ждал дома гостей и хотел купить несколько банок знаменитого тогда ярко-оранжевого сока манго, который был только в «Европейской». Но какие проблемы? Заскочить туда для нас было так же просто, как в магазин. Я решил даже не заходить в большой ресторан на втором этаже – можно всё скорее сделать в небольшом, уютном, более «домашнем» ресторане «Крыша» на пятом. Поднявшись на лифте в невысокий зал ресторана под стеклянными сводами, я подозвал знакомого официанта, договорился и присел пока за крайний круглый стол, накрытый накрахмаленной скатертью. Рассеянно оглядел зал – знакомых никого поблизости не увидел. И слава богу, загуливать я в тот день не планировал, стремился к дому встречать гостей. И вдруг приятный знакомый женский голос окликнул меня от дальней стенки: «Валерий!» Кому я понадобился? Сколько благих намерений загубила «Крыша»! Сколько раз заходил сюда скромно поужинать, без вина, а заканчивалось... Я подошёл. За столиком в дальнем углу сияла Ася. С ней был Василий Аксёнов – пара эта была уже не раз зафиксирована в светских хрониках. Аксёнов поздоровался вежливо, но несколько скованно. То ли ему было всё же как-то неловко светиться с женой опального писателя (сосланного подобно Лермонтову и Пушкину), то ли блистательная Ася уже несколько его утомила своим блистанием, и он, казалось мне, охотно бы сейчас ушёл и вздремнул, вместо того чтобы опять демонстрировать себя ради тщеславной Аси перед очередным её питерским знакомым. Я тоже слегка зажурился. Зря подошёл. Не то чтобы я не любил Аксёнова… Я его обожал, как многие-многие тогда! Замечательные его сочинения, мудрые и весёлые, да и он сам, небрежно-элегантный, обаятельный! Трудно было смотреть не щурясь, сердце выпрыгивало из груди, невозможно было вести с ним обыденную беседу – вместо того чтобы выпалить, как ты любишь его! Душа трепетала. Помню, даже в Коктебеле, где мы познакомились, я с томительным чувством избегал вечером набережной, где все прогуливались, чтобы лишний раз не встретиться с ним и не разволноваться. И вот встреча лицом к лицу! Волновался не только я – волновался, как мне почему-то показалось, и Аксёнов. Лишь Ася была невозмутимо-прекрасна. Она уже продемонстрировала свою роль в истории литературы. И продолжала в этой роли блистать. Теперь, наверное, что-то должен продемонстрировать я, её питерский друг и, очевидно, поклонник, – и тогда этот эпизод светской хроники будет безукоризненным… хоть завтра в мемуар! Не могу сказать, что я был в Асю влюблён, но и не скажу, что меня так уж обрадовало её времяпрепровождение с более блистательным партнёром, который к тому же и меня сводил с ума, и значительно в большей степени, чем Ася.

– Как там… Серёжа? – вдруг брякнул я. Ася вдруг смутилась, что для неё было крайне несвойственно.

– Пишет. Утверждает – «Я ифе фкафу фоё фофо в ифкуфе!» («Я ещё скажу своё слово в искусстве!»), – дурашливо шепелявя, проговорила она, за дурашливостью пряча столь нехарактерное для неё смущение… то ли неловкостью ситуации, то ли неловкостью за своего мужа-увальня, не достигшего тех высот, на которых она сейчас блистала.

– Садитесь! – пышноусый и великодушный Аксёнов подвинул стул.

– Нет, спасибо! Спешу! У меня гости.

– Кто? – дружелюбно поинтересовалась Ася.

– Москвичи! Арканов и Горин. У них премьера в Театре комедии. Обещали зайти.

– Тогда мы тоже пойдём к вам! – радостно сообщила Ася, правильно сообразив, что перемена декораций уместна и московского гостя может взбодрить: уж перед знаменитыми коллегами-москвичами Вася блеснёт!

Конечно, вечер получился блистательный, и я тоже считаю его одним из самых ярких в своей жизни. А что же Ася? Да как всегда! Ей важен не человек, а статус. Серёга её «обмишулился». Сошёл с пробега, а значит, на «святом месте» рядом с ней появляется блистательный Аксёнов – ореол славы и всеобщей любви сопровождал его всюду. И кто лучше всего подходит ему, когда он в Питере? Да конечно же Ася – ничего другого столь блистательного в нашем городе нет. И вот они у всех на виду, в самом посещаемом ресторане. А как же ещё? При этом, надо отметить, никаких признаков настоящей между ними любви (например, постоянных и как бы случайных прикосновений, свойственных настоящим влюблённым) не наблюдалось. Потом мы ехали в такси по тёмной улице Белинского, и великолепный Василий Павлович, пытаясь тактично поставить себя на один уровень с нами, грешными, благодушно ворчал, что снова болит нога, как бы отрезать её не пришлось, и пытался поудобнее расположить её в тесном и тёмном салоне машины.

– Вы и без ноги будете великолепны! – произнесла блистательная и безжалостная Ася.

Потом мы поднялись в мою квартиру (а вернее, комнату) на Сапёрном, вскоре пришли весёлые Арканов и Горин, с успехом, цветами и очаровательной исполнительницей главной роли в их спектакле «Свадьба на всю Европу», и вечер заиграл!

– …В Америку меня сопровождал полковник, – своим сипловатым тенорком говорил Аксёнов. – Главное – всё старался мне показать, что эта роскошь для него дело привычное! «Я этих висок… каких только не пил!»

Все смеялись и были счастливы. Вечер удался! Да ещё бы ему не удаться – в такой компании! А где был Серёга?

Он появился с опозданием, как казалось нам. Весёлые шестидесятники уже определились, издали по книге… А он, бедолага, где?

Помню внезапный, как всегда невпопад, довлатовский звонок. Довлатов, особенно когда выпивал, переходил на суперинтеллигентный, изысканный язык.

– Нахожусь на Невском проспекте… Фланирую как раз по той стороне, куда прежде не допускались нижние чины… Хотелось бы поговорить.

Приближаясь, вижу его не одного, а в обычной для него, уже пыльной и измученной компании высокоэрудированных пьяниц. Потом эти люди станут в его рассказах очаровательно-абсурдны. Но пока что веселье явно не бьёт ключом.

«28 лет назад меня познакомили с этой ужасной женщиной. Я полюбил её»

Сергей Довлатов. "Филиал"


Отделившись, мы идём с ним от Невского вдвоём и, видимо, «для серьёзного разговора» оказываемся на улице Жуковского, в квартире Аси, на первом, кажется, этаже. Это уже точно семидесятые годы, потому как помню в манежике посреди комнаты ребёнка, который уже стоит, глазеет, держась руками за бортик. Маша, дочь Довлатова и Аси, родилась в 1970 году – значит, это уже, наверно, 1971-й? Для историка, пытающегося выстроить стройную биографию Довлатова, появление у него дочери от Аси в 70-м году как-то озадачивает. Вроде бы всё давно уже позади? Но для писателя ничего «не позади», он никогда не отказывается ни от какой жизни (любая важна!), у него всё «здесь и сейчас», всё одновременно. Вот сейчас здесь. Судьба у этой девочки будет потрясающая, но тогда, в той бедной комнате почти в полуподвале, могло ли такое пригрезиться?

Довлатов неприветлив и хмур. Мне помнится, что мы даже не снимали пальто – Довлатов демонстративно, я за компанию. Считается, что в своё отцовство Довлатов не верил, ссылаясь на «недостаток энтузиазма» в этом вопросе. Однако вот – пришёл и сидит. А девочка стоит в манежике и смотрит. А теперь мы смотрим на фото голливудской красавицы и богачки между портретами её родителей. Всё сработало! Таковы уж, говоря нынешним языком, жестокие законы шоу-бизнеса. Кто у нас тут поблизости красавец и знаменитость? Значит, он и отец. И Довлатов, вполне это понимая, смирился. «Тем более, – как поётся в песне, – что так оно и было». Но «энтузиазма» по-прежнему не проявлял. Известно, что Довлатов даже не встретил Асю с Машей из роддома, а Ася, говорят, на него и не рассчитывала. Однако вот пришёл и сидит! И я с ним зачем-то. Ася куксится, болеет, кашляет, горло замотано, но мы почему-то долго, тяжело сидим на кухне – при этом молча. Надо им выяснить их запутанные дела, так выясняйте! Я-то при чём? Раздаётся звонок. Приходит врач, раздевается в прихожей, вскользь глянув на нас, сидящих на кухне, проходит в комнату, о чём-то разговаривает с Асей. Уходит. Возвращается Ася, и в болезни сохраняющая главное своё качество – иронию. Придерживая ладонью простуженное горло, смеётся: «Знаете, что врач сказал? Сочувствую вам – у меня соседи такие же скобари!» Сергей мрачно усмехается. Как всегда, идёт тяжёлое собирание фраз, которые потом, может быть, пригодятся.

Ася провожает нас без малейшего сожаления. Потом мы ещё бродим по Невскому. Похоже, что Довлатову уже и некуда больше пойти. Или не хочется? Везде тяжело. Кажется, что всё кончено. Знать бы тогда, что главная слава, и у него, да и Аси тоже, ещё впереди.


В 1973 году Ася с трёхлетней Машей улетают в Америку – не связывая с Довлатовым никаких планов. В Риме у Аси украли кошелёк с деньгами и документами, и она с дочерью на руках, сама в эти дни не очень здоровая, ходила по римской жаре: куда податься? Дочь узнает о том, кто её отец, только после смерти Довлатова.

Они больше не виделись, хотя жили в одной стране. Но продолжали борьбу. Довлатов мстительно изобразил Асю в блистательном «Филиале» – так похоже, как никакую другую из своих спутниц, точно и саркастично, как авантюристку, умело «окучившую» международную конференцию, где участвуют самые знаменитые эмигранты, и появляющуюся то с одним, то с другим экзотическим поклонником. Ася могла бы и смириться – портрет-то довольно симпатичный, но она не уступит никогда, и имидж для неё важней каких-то давних нежных чувств, которых, кстати, никогда и не было. И она пишет – язвительно, но не совсем убедительно, что «Филиал», как и всё у Довлатова, не имеет ничего общего с литературой и правдой и сочинён на самом деле… ещё в СССР, когда Довлатов и понятия не имел ни о какой загранице!

Сейчас уже любуюсь обоими: достойные друг друга «богатыри». Общие знакомые говорят, что у Аси наконец сложилась счастливая семья, кажется, с богатым и добродушным немцем, живущим в Америке. Приписывают ей также роман с блистательным филологом с красивой фамилией, выходцем из России. Но это всё уже «не в зачёт». А что же «в зачёт?»

Конечно, главное в её жизни, что три самых великих и любимых гения нашей литературы – Довлатов, Бродский, Аксёнов – были у её ног. Ну, во всяком случае, шагали с ней в ногу. Что сказать в итоге? Как её оценить? Да положительно – как же ещё? Каждому поколению нужна роковая женщина, тот «провод под током», который соединит всех «звёзд» и заставит их сиять ещё ярче. И когда говорят, что писатели следующих эпох не сложились в созвездие, я думаю, дело в том, что у них не было своей Аси.

фото: Личный архив А.Ю. Арьева; Интрепресс/PHOTOXPRESS; Петр Ковалев/ТАСС

Биографию Сергея Довлатова знают все поклонники отечественной литературы. Это знаменитый российский писатель, который прославился благодаря удивительно точным и ярким рассказам и повестям. Он увлеченно работал над словом. Например, добиваясь, чтобы все слова в предложении начинались с разных букв. Удивительный стиль, отсутствие метафор сделали его произведения идеальными для переводчиков, поэтому они полюбились далеко за пределами нашей страны.

Детство и юность

Биографию Сергея Довлатова следует начать с 1941 года, когда он родился в Уфе. Его семья находилась в эвакуации. Великая Отечественная война началась всего два с половиной месяца назад.

Семья у него оказалась интернациональной. Отец - еврей Донат Исаакович Мечик был режиссером-постановщиком в театре. Мать Нора Сергеевна работала литературным корректором.

Когда семья вернулась в Ленинград, отец Довлатова ушел к другой женщине. После этого общение с сыном заключалось только в переписке.

В детстве Сергей был спокойным ребенком. Выделялся своим высоким ростом, но никогда не слыл драчуном. При этом учился посредственно.

Карьера журналиста

После школы в биографии Сергея Довлатова был университет имени Ждановича в Ленинграде, где он учился на факультете литературы и финского языка. Правда, прилежностью не отличался, постоянно прогуливал. Его отчислили со второго курса. В то время ему удалось познакомиться с классиками отечественной литературы того периода - поэтами Иосифом Бродским и Евгением Рейном, прозаиком Сергеем Вольфом, художником Александром Неждановым. Какое-то время входил в творческую богему Ленинграда.

В 1962 году Сергея призвали в армию. Он прослужил три года во внутренних войсках. Непосредственно Довлатов охранял исправительные колонии, расположенные на территории современной Республики Коми неподалеку от города Ухты. Этот опыт был им описан в повести "Зона: Записки надзирателя". Как позже вспоминал Бродский, Довлатов вернулся из армии с ошеломленным взглядом и кипой рассказов. В этой связи он его сравнивал с Толстым, когда тот приехал из Крыма.

Вернувшись на гражданку, Сергей Довлатов, биография которого приведена в этой статье, поступает в ленинградский университет на факультет журналистики. Из-за постоянного отсутствия денег ему приходится совмещать учебу с работой.

Его работа журналистом начинается с должности корреспондента в одной из ленинградских многотиражек. Постепенно он обрастает знакомствами и связями, поступает личным секретарем к писательнице Вере Пановой.

Переезд в Таллин

В 1972 году наступает новый этап в биографии Сергея Довлатова. Он переезжает в Таллин. Тут он продолжает журналистскую деятельность, работает в газетах "Советская Эстония" и "Вечерний Таллин". Параллельно пишет рецензии для журналов "Звезда" и "Нева".

В этот период своей жизни он пытается напечатать свои рассказы, которые уже давно активно пишет. Прибалтийские республики всегда считались более свободными, чем вся остальная территория Советского Союза.

Сборник под названием "Городские рассказы" готовят к печати в издательстве "Ээсти Раамат", но в последний момент весь тираж уничтожают по приказу эстонского КГБ.

В 1975 году Довлатов возвращается в Ленинград. Он работает в журнале "Костер", затем уезжает в Михайловское, где устраивается экскурсоводом в Пушкинском заповеднике. По-прежнему пытается опубликовать хотя бы какие-то свои произведения, но все безуспешно. В результате они выходят в эмигрантских журналах, передаются по рукам в самиздате. Это накладывает отпечаток на биографию писателя Сергея Довлатова. Его исключают из Союза журналистов.

В эмиграцию

Материальные трудности и постоянные преследования вынуждают Довлатова уехать в эмиграцию. К тому же там он рассчитывает опубликовать свои книги. В 1978 году он выезжает в Вену вслед за своей супругой Еленой и дочерью Катей. Оттуда они направляются в Нью-Йорк.

В 1980 году в США он встает у руля газеты "Новый американец", которую печатают на русском языке, ведет эфиры на радиостанции "Свобода".

В Америке у писателя начинается принципиально другая жизнь. Если на родине он не мог опубликовать ни строчки, то в США его сборники рассказов выходят один за другим. Всего в эмиграции Сергею Довлатову, биография и творчество которого описаны в этой статье, удается выпустить 12 книг. К середине десятилетия он превращается в популярного писателя, который печатается в The New Yorker.

Личная жизнь

Биография, личная жизнь Сергея Довлатова складываются непросто. Его отношения с женщинами часто были слишком запутанными, окружающие его считали донжуаном, которого невозможно исправить. В биографии Сергея Довлатова семья всегда была некой условностью. Достаточно упомянуть, что никто из его четверых детей не родился, когда он состоял в официальном браке. Дочь Катя появилась за три года до свадьбы с Еленой, а сын Николай через 8 лет после развода. Другая дочь Мария родилась через два года после развода с Асей, а Александра появилась на свет в гражданском браке с Тамарой.

Официально писатель был женат дважды. Его первую супругу звали Ася Пекуровская. Они состояли в браке с 1960 по 1968 год. В 1970 году уже после их официального развода у них родилась дочь Мария. Она взяла фамилию матери, в 1973 году уехала в США, сейчас занимает пост вице-президента кинокомпании Universal Pictures. С Асей он познакомился, когда был студентом. Многие утверждают, что это была единственная его настоящая любовь.

В 1969 году его женой стала Елена Ритман. К тому времени у нее уже была дочь Екатерина от Довлатова. В 1971 году супруги развелись, оказавшись в эмиграции. При этом в 1981 году у них родился сын, сейчас он живет в Америке под именем Николас Доули.

С 1975 по 1978 год писатель жил в гражданском браке с Тамарой Зибуновой. В 1975 году у них рождается дочь Александра.

В биографии Сергея Довлатова личная жизнь всегда играла большую роль. Об этом можно судить по его произведениям, в которых отношениям уделяется немало внимания, с любовью и теплотой он пишет о дочери Кате.

Смерть

Теперь вы знаете краткую биографию, кто такой Сергей Довлатов. В эмиграции он постоянно трудился, переписывал свои произведения, созданные еще в Советском Союзе.

В 1990 году он скончался в Нью-Йорке от сердечной недостаточности. На тот момент ему было 48 лет. Русский прозаик был похоронен в районе Куинс на кладбище Маунт-Хеброн.

Алкоголизм

Друзья и знакомые, знавшие Довлатова, утверждают, что не последнюю роль в его судьбе и состоянии здоровья сыграл алкоголизм. Причем многие отмечают, что это было распространенное и массовое явление для советских литераторов того времени.

Утверждают, что Довлатов при этом не любил запои, всячески с ними боролся. При этом он признавал власть водки, как пишет хорошо его знавший Александр Генис.

Скульптор Эрнст Неизвестный писал, что пьянство Довлатова было сродни самоубийству.

Это было темное русское пьянство, которое здорово, здорово отражено в песнях Высоцкого: «Что за дом притих…», «Все не так! Все не так, ребята». Поэтому какое-то стремление куда-то убежать, а куда бежать? в смерть, у него, конечно, было.

Литературное творчество

Довлатов известен как один из активных участников литературной группы "Горожане", существовавшей в Ленинграде в 60-70-е годы. Она была основана Владимиром Марамзиным, Борисом Вахтиным, Игорем Ефимовым, Владимиром Губиным.

Его работа в Таллине подробно описана в одном из самых известных произведений писателя - сборнике "Компромисс". На протяжении всей своей литературной карьеры писал прозу. Печатать его произведения в Советском Союза отказывались исключительно по идеологическим причинам. За все время ему удалось опубликовать только одну повесть в журнале "Нева" и рассказ на производственную тематику в журнале "Юность" в 1974 году, за что он получил солидные для того времени 400 рублей.

Довлатов оказал большое влияние на русскую культуру. Его произведения, а также биография, не раз становились объектами для спектаклей и художественных фильмов. Так, Михаил Веллер назвал одну из своих автобиографических повестей "Ножик Сережи Довлатова".

В 1994 году в МХТ был поставлен спектакль "Новый американец" по мотивам произведений Довлатова, в котором писателя играл заслуженный артист России Дмитрий Брусникин, ушедший из жизни совсем недавно.

Довлатов на протяжении нескольких десятилетий остается одним из самых издаваемых и читаемых авторов. Вместе с Солженицыным и Бродским он входит в тройку самых издаваемых русскоязычных авторов второй половины XX века.

Сейчас произведения Довлатова переведены на 30 языков мира. Он до сих пор остается единственным русскоязычным писателем, рассказ которого был опубликован в главном литературном журнале Америки The New Yorker.

Книги писателя

В своем завещании Сергей Довлатов категорически запретил публиковать любые его тексты, которые выходили в СССР до 1978 года. Он не позволил их перепечатывать ни под каким предлогом. Его первое изданное произведение называется "Невидимая книга", она вышла в 1977 году.

В 1980 году в Париже были изданы записные книжки под заголовком "Соло на ундервуде". Также его произведения, выходившие при жизни Довлатова за границей, это "Компромисс", "Зона: Записки надзирателя", "Марш одиноких", "Наши", "Демарш энтузиастов", "Ремесло: повесть в двух частях", "Иностранка", "Чемодан", "Представление", "Не только Бродский: Русская культура в портретах и анекдотах" (в соавторстве с Марианной Волковой), "Записные книжки", "Филиал".

На родине все его произведения выходили уже после его смерти. Первой стала повесть "Заповедник", которая увидела свет в Ленинграде в 1990 году.

В 1960 году первой женой Сергея Довлатова стала Ася Пекуровская. Её называют первой большой любовью писателя. В 1968 году Ася развелась с ним и ушла к Василию Аксенову. Позже эмигрировала в Америку, забрав с собой их общую дочь Марию Пекуровскую, которая родилась в 1970 году (уже после развода). Ася преподавала в Стэнфордском университете и выпустила несколько книг о Канте и Достоевском.

Сергей и Ася (справа)

«Когда его только начали издавать в Америке, Сергей прислал мне несколько книг - похвастаться. Мне не хотелось читать, и я запечатанные бандероли положила на книжную полку. Спустя много лет, когда решила написать о Сергее, распечатала и прочла. Ничего особенного. Я не считаю его талантливым писателем», - вспоминает Ася Пекуровская.

Тамара Зибунова, бывшая студентка математического факультет, познакомилась с Сергеем Довлатовым на одной из вечеринок в Ленинграде. Сама она жила в Эстонии. Для писателя шапочное знакомство стала поводом, чтобы по приезде в Таллин постучаться именно в её дверь. Таким образом они стали жить вместе, а в 1975 году у Тамары родилась дочка, которую назвали Сашей.

Тамара и Сергей

В 1965 году Сергей познакомился с Еленой Ритман, которая стала ему второй законной женой. Они познакомились в троллейбусе. Старшая дочка Катя родилась в 1966 году, а в 1981 года в Нью-Йорке родился сын Коля (Николас Доули).

Елена и Сергей

О себе и родных детях Довлатов с грустью писал, что его дети неохотно говорят по-русски, а он неохотно говорит по-английски.

«Он американец, гражданин Соединенных Штатов. Зовут его - представьте себе - мистер Николас Доули. Это то, к чему пришла моя семья и наша родина», - говорил Довлатов.

Сергей с сыном Николасом

Сергей Довлатов страдал алкоголизмом.


«Сергей ненавидел свои запои и бешено боролся с ними. Он не пил годами, но водка, как тень в полдень, терпеливо ждала своего часа. Признавая её власть, Сергей писал незадолго до смерти: Если годами не пью, то помню о Ней, проклятой, с утра до ночи», - вспоминает его хороший знакомый Александр Генис.

Его знаменитые произведения:

«Компромисс» . Сюжеты взяты из опыта Довлатова, когда он работал журналистом в эстонской русскоязычной газете «Советская Эстония». Каждая новелла начинается от газетной перамбулы.

«Зона» — повесть из четырнадцати независимых эпизодов о жизни заключенных, описанный надзирателями. Литературный перевертыш.

«Филиал» - печальная и ироничная история, в которой журналист-эмигрант случайно встречается в Лос-Анджелесе со своей первой любовью.

В США Сергей Довлатов реализовал свою мечту и организовал газету «Новый американец».

В Штатах творческая карьера Довлатова пошла в гору. Его рассказы опубликовал престижный журнал The New Yorker. При всем желании многие писатели Америки не смогли там опубликоваться. По поводу этого подшутил писатель Курт Воннегут:

«Дорогой Сергей Довлатов! Я тоже люблю вас, но Вы разбили мое сердце. Я родился в этой стране, бесстрашно служил ей во время войны, но так и не сумел продать ни одного своего рассказа в журнал «Нью-Йоркер». А теперь приезжаете вы и — бах! — Ваш рассказ сразу же печатают. Что-то странное творится, доложу я вам…»

В конце 2013 года была подана петиция о добавлении его имени на улице в Нью-Йорке. 7 сентября 2014 года открыли улицу Сергея Довлатова «Sergei Dovlatov Way».


Цитаты Сергея Довлатова:

«Редактор «Советской Эстонии» был человеком добродушным. Разумеется, до той минуты, пока не становился жестоким и злым».


«Долго не кончать — преимущество мужчины, а не оратора!».

«Самое большое несчастье моей жизни — гибель Анны Карениной».

В августе 1990 года писатель скончался от инфаркта миокарда. Его похоронили на еврейском кладбище «Маунт Хеброн» в Нью-Йорке.

Анна Наринская, литературный критик:

Если бы нужно было на спор определить Довлатова одним только прилагательным, я бы выбрала слово «любимый». Я считаю, что любовь — самая важная вещь на свете. И я мало знаю писателей более любимых, чем Довлатов. Я не очень люблю произведение «Зона», но я могу сказать об остальном: когда я болею и у меня температура, я ложусь под одеяло и читаю «Компромисс» — ну или «Чемодан». Довлатова может прочитать и понять любой человек, притом что это, безусловно, литература. Люди просто не видят, насколько он интернационален и современен для своего времени.

Эдуард Лимонов, писатель:

Что я думаю сегодня о его творчестве? В сущности, думаю то же, что и в 1980-е годы. Что писателю Довлатову не хватает градусов души. Что раствор его прозы не крепкий и не обжигающий. Самая сильная литература ― это трагическая литература.

Тот, кто не работает в жанре трагедии, обречен на второстепенность, хоть издавай его и переиздавай до дыр. И хоть ты уложи его могилу цветами. Ну а что, это справедливо. Только самое жгучее, самое страшное, самое разительное выживет в веках. Со слабыми огоньками в руке не пересечь великого леса тьмы.

Реклама

Сейчас трудно представить, что у нас на Родине были времена, когда талантливого человека не просто не поощряли заниматься творчеством, но и более того — ещё и выгоняли из собственной страны, из жизни, к которой он привык.

Среди них оказался и талантливый писатель Сергей Довлатов, чья популярность росла год от года….

Наконец-то он стал русским писателем, о чём мечтал всю жизнь. Правда, к огромнейшему сожалению, произошло это уже после смерти самого автора книг.

Сергей Довлатов, дочь Мария Пекуровская: хроника любовных отношений

Вкратце хронология любовных отношений Сергея Довлатова:

1960 год — Расписался с Асей Пекуровской.

1965 год — Знакомство с Еленой Довлатовой.

1968 год — Оформил развод с Асей Пекуровской.

1969 год — Расписался с Еленой Довлатовой.

1970 год — Родилась дочь Маша, мама — Ася Пекуровская.

1971 год — Оформил развод с Еленой Довлатовой.

1972 год — Приезд в Таллин

1973 год — Ася Пекуровская с дочерью Машей эмигрировала в США.

1975 год — Возвращение из Таллина в Ленинград.

Сергей Довлатов, дочь Мария Пекуровская: почему не видел дочь, сегодня?

Как оказалось, знаменитый писатель был хорошим отцом, трепетно и заботливо относящимся к своим детям. Его поражала та беззащитность и доверчивость, которой были пронизаны отношения его маленьких продолжений к нему самому — большому и сильному человеку. Правда, такая трепетность и забота достались не всем отпрыскам Сергея Довлатова…

Жизнь такова, что в перерыве между рождением двоих детей законной женой, у Сергея Довлатова, оказывается, появились и ещё две дочери.

Матерью первой является первая жена писателя Ася Пекуровская. Марии (так зовут дочь) сейчас уже 45 лет. Правда, из-за довольно свободного образа жизни, который вела её мать, бытует мнение, что отцом Марии мог быть и писатель Василий Аксёнов.

О существовании дочери сам Сергей Довлатов узнал лишь на 18-м году её жизни, однако отнёсся к этой новости с прохладцей, по-видимому, по той же причине, по которой потом пошли споры относительно отцовства.

У Марии две дочери Стелла и Тэсс. Они живут в Америке.

Ася Пекуровская, первая жена Сергея Довлатова рассказала:

"Это был студенческий брак. Сергей был красавцем, очень талантливым, невероятно остроумным человеком. Пел, рисовал. Но потом я влюбилась в другого молодого человека, сразу же призналась и ушла от Серёжи. Он меня преследовал, умолял вернуться. Так и не смог меня простить и забыть. Потом его познакомили с Еленой – мы с ней, кстати, похожи внешне. У Довлатовых родилась дочь Катя. Но мы иногда виделись в общих компаниях".

А через несколько лет у Аси с Довлатовым родилась дочь Маша…

Когда Довлатов узнал о беременности Аси, он поставил условие: «Если ты возвращаешься ко мне, я признаю ребёнка. Если не возвращаешься – не признаю». Возвращаться к нему она не собиралась, и они с Машей эмигрировали в Америку, а потом и Сергей с семьёй приехал.

Мама не хотела огорчать Машу, рассказывать, что папа не хочет с ней общаться. К тому же он был совершенным пьяницей, и она стыдилась представлять дочери такого отца, поэтому говорила, что её папа находится в России, а приехать оттуда невозможно. Маша узнала правду только после смерти Довлатова…

Дочка Маша впервые увидала отца лишь в 1990 году, на его похоронах…

C 2002 года Мария Пекуровская старший вице-президент по рекламе Universal Pictures.

Заметили опечатку или ошибку? Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter , чтобы сообщить нам о ней.


Довлатов Сергей Донатович
Родился: 3 сентября 1941
Умер: 24 августа 1990 (48 лет)

Биография

Сергей Донатович Довлатов - советский и американский писатель и журналист.

Сергей Довлатов родился 3 сентября 1941 года в Уфе, в семье театрального режиссёра Доната Исааковича Мечика (1909-1995), еврея, и актрисы, а впоследствии корректора Норы Степановны Довлатовой (1908-1999), армянки. В столицу Башкирской АССР его родители были эвакуированы из Ленинграда в июле 1941 года и жили три года в доме сотрудников НКВД по ул. Гоголя, 56.

С 1944 года жил в Ленинграде на ул. Рубинштейна, д. 23. В 1959 году поступил на отделение финского языка филологического факультета Ленинградского государственного университета и учился там два с половиной года. Общался с ленинградскими поэтами Евгением Рейном, Анатолием Найманом, Иосифом Бродским и писателем Сергеем Вольфом («Невидимая книга»), художником Александром Неждановым. Из университета был исключён за неуспеваемость.

Служил три года во внутренних войсках в охране исправительных колоний в Республике Коми (посёлок Чиньяворык), близ города Ухта. По воспоминаниям Бродского, Довлатов вернулся из армии «как Толстой из Крыма, со свитком рассказов и некоторой ошеломлённостью во взгляде».

Довлатов поступил на факультет журналистики ЛГУ, работал в студенческой многотиражке Ленинградского кораблестроительного института «За кадры верфям», писал рассказы.

После института работал в газете «Знамя прогресса» ЛОМО.
Был приглашён в группу «Горожане», основанную Марамзиным, Ефимовым, Вахтиным и Губиным. Работал литературным секретарём Веры Пановой.

С сентября 1972 до марта 1975 года жил в Эстонской ССР. Для получения таллинской прописки около двух месяцев работал кочегаром в котельной, одновременно являясь внештатным корреспондентом газеты «Советская Эстония». Позже был принят на работу в выпускавшуюся Эстонским морским пароходством еженедельную газету «Моряк Эстонии», заняв должность ответственного секретаря. Являлся внештатным сотрудником городской газеты «Вечерний Таллин». Летом 1972 года принят на работу в отдел информации газеты «Советская Эстония». В своих рассказах, вошедших в книгу «Компромисс», Довлатов описывает истории из своей журналистской практики в качестве корреспондента «Советской Эстонии», а также рассказывает о работе редакции и жизни своих коллег-журналистов. Набор его первой книги «Пять углов» в издательстве «Ээсти Раамат» был уничтожен по указанию КГБ Эстонской ССР.

Работал экскурсоводом в Пушкинском заповеднике под Псковом (Михайловское).
В 1975 году вернулся в Ленинград. Работал в журнале «Костёр».

Писал прозу. Журналы отвергали его произведения по идеологическим причинам. Опубликованы были лишь повесть в «Неве» и рассказ «Интервью» на производственную тему в «Юности» (в 1974), за последний он получил солидные 400 рублей. Также ему удалось напечатать более 10 рецензий в «Неве» и «Звезде».

Довлатов публиковался в самиздате, а также в эмигрантских журналах «Континент», «Время и мы». В 1976 году был исключён из Союза журналистов СССР.

В августе 1978 года из-за преследования властей Довлатов эмигрировал из СССР и поселился в районе Форест-Хилс в Нью-Йорке, где стал главным редактором еженедельной газеты «Новый американец». Членами его редколлегии были Борис Меттер, Александр Генис, Пётр Вайль, балетный и театральный фотограф Нина Аловерт, поэт и эссеист Григорий Рыскин и другие. Газета быстро завоевала популярность в эмигрантской среде. Одна за другой выходили книги его прозы. К середине 1980 годов Довлатов добился большого читательского успеха, печатался в престижных журналах «Partisan Review» и «The New Yorker».

За двенадцать лет эмиграции издал двенадцать книг в США и Европе. В СССР писателя знали по самиздату и авторской передаче на Радио «Свобода». Готовя к печати свои ранние произведения, он переписывал их, а в завещании оговорил запрет на публикацию всех текстов, созданных им в СССР.

Сергей Довлатов умер 24 августа 1990 года в Нью-Йорке от сердечной недостаточности. Похоронен на еврейском кладбище «Маунт-Хеброн» в нью-йоркском районе Куинс.

Личная жизнь

Сергей Довлатов был официально женат дважды.
Первая жена: Ася Пекуровская, брак длился с 1960 по 1968 год.

В 1970 году, уже после развода, у неё родилась дочь - Мария Пекуровская, ныне вице-президент рекламного отдела кинокомпании Universal Pictures. В 1973 году эмигрировали из СССР в США.

Фактическая жена: Тамара Зибунова.
Дочь Александра (род. 1975 г.).
Вторая жена: Елена Довлатова (урожд. Ритман).
Дочь Екатерина (род. 1966 г.).
Сын Николай (Николас Доули; род. 23 декабря 1981 г.), родился в США.

Произведения

Прижизненные издания

Невидимая книга - Анн-Арбор: Ardis Publishing, 1977
Соло на ундервуде: Записные книжки - Париж: Третья волна, 1980
Компромисс - Нью-Йорк: Серебряный век, 1981
Зона: Записки надзирателя - Анн-Арбор: Эрмитаж, 1982
Заповедник - Анн-Арбор: Эрмитаж, 1983
Марш одиноких - Холиок: New England Publishing, 1983
Наши - Анн-Арбор: Ardis Publishing, 1983
Соло на ундервуде: Записные книжки - 2-е издание, дополненное - Холиок: New England Publishing, 1983
Демарш энтузиастов (соавторы Вагрич Бахчанян, Наум Сагаловский) - Париж: Синтаксис, 1985
Ремесло: Повесть в двух частях - Анн-Арбор: Ardis Publishing, 1985
Иностранка - Нью-Йорк: Russica Publishing, 1986
Чемодан - Тенафлай: Эрмитаж, 1986
Представление - Нью-Йорк: Russica Publishing, 1987
He только Бродский: Русская культура в портретах и анекдотах (соавтор Мария Волкова) - Нью-Йорк: Слово, 1990
Записные книжки - Нью-Йорк: Слово, 1990
Филиал - Нью-Йорк: Слово, 1990

Некоторые посмертные издания

Заповедник - Л.: Васильевский остров, 1990.
Зона; Компромисс; Заповедник - М.: ПИК, 1991.
Сергей Довлатов. Собрание прозы в трёх томах, иллюстрации Александра Флоренского, 3 тома. - Лимбус-пресс, СПб., 1995. - ISBN 5-8370-0307-X..
Сергей Довлатов. Малоизвестный Довлатов. Сборник, иллюстрации Александра Флоренского. - АОЗТ «Журнал „Звезда“», СПб., 1995. - ISBN 5-7439-0021-3..
Сергей Довлатов. Собрание сочинений, 4 тома. - Азбука-Классика, СПб., 2003-2004. - ISBN 5-352-00079-6..

Уроки Чтения. Филологическая проза. - СПб.: Азбука, 2010. - 384 с. - ISBN 978-5-9985-0845-5. (Первое комментированное издание записных книжек и эссе о литературе)

С. Довлатов. Жизнь и мнения. Избранная переписка. СПб.: Журнал «Звезда», 2011. 384 с., 5000 экз., ISBN 978-5-7439-0156-2
Довлатов С. Последняя книга: Рассказы, статьи. - СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2011. - 608 с. + вкл. (16 с.), ISBN 978-5-389-02233-1

Экранизация произведений

1992 - «По прямой», реж. Сергей Члиянц - по мотивам рассказов С. Довлатова
1992 - «Комедия строгого режима», реж. Виктор Студенников и Михаил Григорьев - экранизация фрагмента произведения «Зона»
2015 - «Конец прекрасной эпохи», реж. Станислав Говорухин - экранизация сборника рассказов «Компромисс».

Переписка Довлатова и Ефимова

В 2001 году издательство «Захаров» выпустило книгу «Сергей Довлатов - Игорь Ефимов. Эпистолярный роман». Книга охватывает переписку между Довлатовым и Ефимовым с 1979 по 1989 год. Несколько издательств, к которым Ефимов обращался с предложением выпустить книгу, отказались это делать из-за соображений авторского права. Довлатов при жизни выступал против публикации своих писем, о чём упоминает в одном из писем Ефимову. Семья Довлатова, в первую очередь вдова писателя Елена Довлатова, являющаяся владельцем авторских прав на всё написанное Довлатовым, в соответствии с его завещанием тоже возражала против публикации писем. Издательство Захарова решило публиковать переписку, аргументируя это тем, что ответственность издательства перед читателями больше, чем его ответственность перед семьёй Довлатова. Однако Елене Довлатовой вместе с дочерью Катериной удалось в российском суде доказать свои права на переписку и добиться запрета на публикацию книги спустя год после продажи всего тиража в 15 тысяч экземпляров. Суд отказал Елене Довлатовой в её требовании уничтожить все выпущенные экземпляры книги.

Память о Довлатове

3 сентября 2007 года в 15:00 в Санкт-Петербурге, на улице Рубинштейна, дом 23, состоялась торжественная церемония открытия мемориальной доски писателю. Автором мемориальной доски является Алексей Архипов, член Союза художников России. В торжественной церемонии открытия мемориальной доски приняли участие деятели культуры, искусства, члены городского правительства. Для участия в церемонии в северную столицу приехали вдова писателя Елена Довлатова и его дочь Катерина, руководитель Международного Фонда Сергея Довлатова.

3 сентября 2003 года в Таллине в честь Сергея Довлатова была установлена мемориальная доска на стене дома № 41 по улице Вабрику (до начала 1990-х - ул. И. В. Рабчинского), где в квартире № 4 писатель проживал почти три года (1972-1975). Отлитая из бронзы доска представляет собой книжный разворот, где слева сквозной текст, а справа - сквозное стилизованное изображение писателя, выводящего на прогулку свою любимую собаку - фокстерьера Глашу. Изображение сделано по рисунку Александра Флоренского из известной петербургской группы художников «Митьки», который иллюстрировал «Собрание прозы в 3-х томах» Довлатова (изд. «Лимбус Пресс»). Мемориальная доска, выполненная эстонским скульптором Ириной Рятсепп, установлена по инициативе и на средства эстонского общественного комитета «Dovlatov memo» при частичной финансовой поддержке правительства Москвы и Московского Фонда международного сотрудничества имени Юрия Долгорукого.

В честь Сергея Довлатова названа литературная Довлатовская премия, вручаемая журналом «Звезда».

В 2008 галерейный проект «Невская Башня» и студия ручной печати «Б&Ф» выпустили альбом эстампов «Рисунки А. Флоренского к произведениям Сергея Довлатова», посвященный 15-летию выхода из печати первого трёхтомника писателя с иллюстрациями Александра Флоренского. Этот трёхтомник, печатавшийся на протяжении всех 1990-х, стал символом массовой популярности писателя. В 2011 году к юбилею писателя была выпущена серия эстампов «Окрестности Довлатова» по мотивам суперобложек к тому же изданию.

В 2011 году в издательстве «Азбука» готовился к выпуску юбилейный альбом фотографий, посвящённый 70-летию со дня рождения С. Довлатова, составленный из работ Нины Аловерт, однако недостаток средств отодвинул осуществление этого проекта.

В 2011-2012 годах в рамках Дней Довлатова - 2011 состоялся выставочный проект «Окрестности Довлатова», посвящённый 70-летию писателя. Выставки эстампов Александра Флоренского к первому трёх(четырёх)томнику прошли во всех довлатовских местах: Ленинграде, Таллине, Пушкинских Горах и Нью-Йорке.

В одной из своих песен российская группа «Многоточие» упоминает имя Сергея Довлатова в качестве «не желающего мириться».
Дом-музей писателя Сергея Довлатова в Пушкинских Горах открылся 3 сентября 2011 года.

26 ноября 2011 года в городе Уфе (Башкирия) установили памятную доску писателю на фасаде дома № 56 по улице Гоголя, где он родился и провёл младенческие годы, о чём не раз упоминал в своих произведениях.

В России первой именем Сергея Довлатова 28 августа 2014 года названа новая улица в городе Ухта, в которой он многократно бывал во время своей службы в армии.

4 сентября 2016 года у дома 23 по улице Рубинштейна в Санкт-Петербурге в рамках трёхдневного фестиваля «День Д», посвящённого 75-летию Сергея Довлатова, состоялась церемония открытия памятника писателю работы скульптора Вячеслава Бухаева.

Культурное влияние

В 1994 году Пётр Штейн поставил спектакль «Новый американец» в Московском Художественном театре им. А. П. Чехова по мотивам жизни Сергея Довлатова и его произведениям «Зона: Записки надзирателя» и «Заповедник». Сергея Довлатова играет Дмитрий Брусникин. Спектакль с успехом идёт на малой сцене МХТ более 20 лет.

Михаил Веллер назвал одну из автобиографических повестей «Ножик Сережи Довлатова».

Книги С. Довлатова - «Зона», «Чемодан», «Заповедник», «Рассказы» - включены в перечень 100 книг, рекомендованных Министерством образования и науки России к самостоятельному прочтению школьниками.

Довлатов на протяжении четверти века является одним из самых читаемых, часто и многотиражно издаваемых русских писателей. Наряду с Иосифом Бродским и Александром Солженицыным он входит в тройку наиболее известных на Западе русскоязычных авторов конца XX века.

Произведения Довлатова переведены более чем на тридцать языков мира. Он - единственный русскоязычный писатель, десять рассказов которого были опубликованы в элитарном журнале «Нью-Йоркер».